Наверху тоже, по-видимому, заметили, что нагрузка на лестницу вдруг увеличилась. Вотша увидел, как над обрывом, на фоне еще светлого неба показалась взлохмаченная голова. С минуту высунувшийся парень пытался рассмотреть, кто поднимается следом за Стариком, затем голова исчезла, но через несколько секунд показалось снова. Парень высунулся до середины груди – видимо кто-то держал его за ноги, и в его руках появился лук!
Однако Вотша был уже достаточно высоко, и своим телом закрывал поднимающегося следом. Лучник попытался прицелиться, и понял, что может задеть Вотшу. Однако он не отказался от мысли снять непрошенного гостя с лестницы – убравшись на скалу, он через минуту снова появился уже шагах в пяти справа от места, откуда спускалась лестница. Но на этот раз его окриком остановил Вотша. Он сообразил, что его преследует не многоликий, и ему стало интересно, что это за изверг не только выследил его, но и решился последовать за ним на вершину обрыва. Вотша крикнул, чтобы лучник не стрелял, и уже через минуту стоял на срезе гранитной стены, наблюдая за тем, как неизвестный преследователь выползает на каменную полку, где была прикреплена лестница.
Изверг был невысок, худ и, видимо, очень гибок. Он поднялся на ноги, бросил быстрый взгляд себе за спину в двадцатиметровую пропасть, а затем повернулся к Вотше и стоявшим рядом с ним извергам. Перечеркнутая шрамом физиономия расплылась в улыбке:
– Ну, что, комик, я же говорила, что мы с тобой еще встретимся!
– Выжига!! – Выдохнул Вотша. – Так госпожа Оветта – это ты?!
– И настырный старикан – это тоже я!
– Да почему ж ты со мной не поехал?! Мы же договорились!
Улыбка увяла на лице Вижиги, и он ответил чуть резковато:
– Я тебя, дикарь, больше десяти лет не видел, кто знает, что из тебя жизнь сделала. Я бы к тебе в Ласте присоединился, а ты бы меня и отвез бы до ближайшего стражника! Знаю я вас – добропорядочных извергов, охочих до монеток!! Так что не обижайся – я ведь выполнил свое обещание, а заодно убедился, что ты… Ха… – Он снова улыбнулся. – Не добропорядочный изверг. Так что, давай, показывай свое хозяйство и своих «борцов за свободу извергов во всем этом подлом Мире»!
– Так это и есть твой знаменитый Выжига?! – Поинтересовался из-за плеча Вотши встречавший его Самур.
– Он самый, – улыбнувшись, подтвердил Вотша. – Только… постарел немного!
– Мы все… постарели. – Усмехнулся Выжига, а затем нетерпеливо добавил. – Ну, пошли, что ли?!
– Зачем «пошли»? – Улыбнулся Самур. – Мы лошадей привели. Правда, на тебя не рассчитывали, ну, да как-нибудь разместимся. Сядешь ко мне за спину – мы вдвоем лошадку не слишком натрудим!
В его голосе слышалась насмешка, но Выжига не обиделся, поскольку, касалась она и насмешника тоже.
Спустя пару минут четверо лошадей уносили пятерых извергов прочь от обрыва, с которого сняли лестницу.
Ночевали они в лесу у небольшого костерка, предварительно поужинав, а рано утром, не обременяя себя завтраком, отправились дальше. Выжига все время пути приставал к Самуру с расспросами, словно веря ему больше, чем своему давнему знакомцу, Вотше, или жадно осматривал места, по которым они проезжали.
К концу дня отряд прибыл в Лосинку. Мальчишка, карауливший их приезд, подбежал к ехавшему впереди Вотше и крикнул:
– Старик, староста велел передать, чтобы вы прямо к нему во двор ехали!
Это было неожиданно, да и устали ребята за дневной переход изрядно, однако Вотша решил, что староста зовет неспроста. Повернувшись в седле, он крикнул чуть отставшим ребятам:
– Староста нас к себе зовет, уважим старика!
– Зовет, значит, ужином угостит! – Отозвался Самур.
Вотша направил лошадь к главной площади села, где стояла усадьба старосты, и вдруг подумал, что Самур за последние два года здорово подрос, да и повзрослел.
У ворот старосты их действительно ждали. Два его младших сына забрали лошадей, а Сафат, поздоровавшись с товарищами, повел их умываться с дороги.
Вотша сразу же понял, что в его отсутствие в селе случилась какая-то беда. Обычно улыбчивый Сафат был хмур и немногословен, на шутку Самура только отмахнулся. Однако расспрашивать Сафата при всех не стал, решив, что тот недаром отмалчивается.