— Мы не из-за квочки, — успокоил душителя Серёга. — К вам можно зайти?
— А, да, да…
Губитель куриц отступил в глубь двора и впустил оперов.
— В дом пройдёмте, — пригласил гостеприимный хозяин, пытаясь наскоро прилизать лапой стоящие дыбом волосы.
— Да не надо в дом, — отмахнулся Серёга. — Вас как зовут?
— Василий Степанович, — представился помятый мужик.
— Василий Степанович, нам бы узнать у вас кой-чего. Так сказать, справочку. Скажите, есть тут у вас поблизости какой-нибудь подозрительный тип? Ну, бобыль…
— В смысле? — не понял мужик. — Я сам бобыль. Как жена с техником сбежала, зараза, так и коротаю век в одиночестве.
Опера переглянулись.
— А вы не ждёте никого? Например, из Климска.
— Ни из Климска, ни из Бобруйска. Кого мне ждать? Ни одна собака не зайдёт! Разве что вы…
Мужик грустно вздохнул.
— А ничего подозрительного в последние дни у вас рядом не случалось? — зашёл Серёга с другого бока.
— Как же не случалось? Вот какого-то типа из Безымянки выловили.
— Про это мы в курсе. А ещё? Шум, стрельба…
— Чё-то не припомню… — почесал трудяга затылок.
Дверь распахнулась, из дома высунулась пухлая бабёнка в линялом халате, накинутом поверх ночной сорочки в цветочках. Обута баба была в резиновые сапоги.
— Ну ты тупой, Васька! — по-пионерски звонко и весело сообщила она. — Как это не припомнишь? А у Лерки Копцевой вчера днём?
— Чё ты лезешь? — недовольно огрызнулся Василий Степанович. — Что у Лерки Копцевой? При чём тут Лерка Копцева? Откудова мы знаем, что там у Лерки. Кто тебя за язык дёргал… И никакой стрельбы у ней не было!
Серёга Степцов насторожился. В голове у него мелькнула мысль о «заочнице».
— Позвольте, гражданин…
— Суселков, — сообщил мужик.
— Вот именно. Вы же говорили, что прозябаете в гордом одиночестве…
— Это до дела не относится! — вмешалась бабёнка. — Это личное. Я, может, к нему убираться прихожу.
— Да мы не против, убирайтесь, — разрешил Серёга. — То есть не убирайтесь, а как раз выходите. Поясните нам про Лерку.
— А про неё пояснять нечего, — сказала бабёнка. — Она сейчас за товаром в Пятигорск уехала. На рынке она торгует на китайском. Ну, который сяо-ляо.
— И что же у неё в доме подозрительного было? — продолжал выпытывать Серёга.
— То и было, что перед как утопленника выудили, только раньше, часа в два дня, к Лерке в дом какая-то газовая машина пришла. Фургон, на боку написано «Горгаз».
— И что с того? — пожал опер костлявыми плечами. — У них что, нет в доме газа?
— Газ-то есть…
— Ну вот. Отремонтировать чего-нибудь.
— Странные нынче ремонты, — ехидно заметила подруга мужика с топором. — Задом во двор подогнали и что-то выносили. А потом уехали.
— Что выносили? — спросил Миша Арбузов.
— Знать не знаю, — развела руками баба в резиновых сапогах. — Я наискосок через дом живу, забор у них высокий. На чердак забралась, видала, как они мешок чёрный засовывали.
— А потом? — не унимался Миша.
— А потом ничего. Молчок. И Кирюха на двор не выходит.
— Кирюха — это кореш, что ли? — уточнил Серёга. — Любовник?
— Какой любовник! — возмутилась баба непонятливости оперов. — Брат у ней недавно освободился сами знаете откуда. Кириллом звать. Ну, и приехал. Дом у них от родителей на двоих остался. Мужик Леркин был дальнобойщик, в аварии погиб. На переезде застрял, его поездом шибануло. Детишек нету. А брат — хоть скотина, а всё ж таки родной.
Степцов и Арбузов переглянулись.
— Странно получается, — задумчиво протянул Миша. — Вы видели, как во двор машина заезжала. Как в неё чего-то грузили. Говорите, Кирилл этот из дому не выходит. Только что из зоны. Вдруг его ограбили и убили? А вы не проявили гражданской сознательности, в милицию не сообщили, гражданка…
— Я сорок с лишним лет гражданка! — вскинулась бабёнка, и груди её высоко подпрыгнули. — Братишка-то Леркин — бандит натуральный! Откуда я знаю, может, они какое ворованное добро грузили! Позвони вам, потом в свидетели пойдёшь. Его же дружки мне башку и открутят. Нет, пускай само выясняется. Вот приедет Лерка, глянет, украли — не украли. А если её брательнику башку проломили, большого греха нет. Одним зэком меньше.
