Лишь Ахмет ни на миг не мог закрыть глаз. Вопрос, с какой целью Амазия была похищена Ярхудом, беспокоил его не на щутку. Что, если у этой неприглядной истории еще будет продолжение? Жених спрашивал себя, исчезла ли опасность с крушением «Гидары»… Не зная, что Ярхуд уцелел и считая весь экипаж погибшим, Ахмет все же испытывал безотчетные опасения. Сейчас, возможно, им ничего пока не грозит. Но тот, для кого Ярхуд действовал — какой-нибудь богатый господин, а возможно, и какой-то паша из анатолийской провинции — скоро обо всем узнает. Без особого труда он снова выйдет на следы девушки, а в этой почти пустынной провинции между Трапезундом и Скутари так просто устроить засаду!
В общем, Ахмет пришел к выводу, что надо быть все время настороже. Он не отойдет от Амазии ни на шаг, будет направлять караван и, если потребуется, найдет надежного проводника, который сумеет провести путников по самым коротким дорогам побережья.
Одновременно жених решил уведомить банкира Селима, отца Амазии, о том, что произошло после похищения его дочери. Прежде всего было важно, чтобы Селим узнал: Амазия спасена и Ахмет постарается оказаться в Скутари к должному сроку, то есть через две недели. Но письмо из Атины или Трапезунда будет идти слишком долго, поэтому племянник негоцианта решил, ничего не говоря дяде, которого корчило от слова «телеграмма», отправить депешу из Трапезунда, а заодно и сообщить Селиму, что опасность еще не миновала и чтобы тот не колеблясь выходил навстречу маленькому каравану.
На следующий день, оказавшись рядом с Амазией, Ахмет поведал ей о части своих планов, воздержавшись, правда, от того, чтобы слишком пугать ее. Девушка считала: самое важное сейчас — как можно быстрее успокоить отца, а для этого надо скорее добраться до Трапезунда и оттуда без ведома дяди Керабана послать телеграмму.
После нескольких часов сна все были на ногах: Керабан — нетерпеливый, чем когда-либо, ван Миттен — покорный всем капризам своего друга, Бруно — ощупывающий то, что осталось от его живота в слишком просторной одежде, и отвечающий хозяину только односложными словами.
Прежде всего Ахмет обыскал всю Атину — небольшой поселок, который, как указывает его название, был некогда Афинами Понта Эвксинского. Поэтому здесь до сих пор еще видны колонны дорического ордера[276], оставшиеся от древнего храма. Но если эти развалины интересовали ван Миттена, то Ахмета они оставляли совершенно равнодушным. Его задачей было найти какое-либо средство передвижения — менее грубое и примитивное, чем тележка, взятая на турецко-русской границе. Но пришлось вновь довольствоваться арбой, которая была предоставлена в распоряжение обеих девушек. Отсюда — необходимость достать других верховых животных: лошадей, ослов, мулов, чтобы хозяевам и слугам было на чем добираться до Трапезунда.
Ах, как жалел господин Керабан, думая о своей почтовой карете, разбитой на железной дороге Поти! Сколько упреков с бранью и угрозами посылал он по адресу этого высокомерного Саффара, которого он считал ответственным за все зло!
Что касается Амазии и Неджеб, то ничто не могло быть им так же приятно, как путешествовать на арбе. Да! В этом было нечто новое, непредвиденное. Они не поменяли бы эту тележку на самую прекрасную карету падишаха[277]. Как удобно они чувствовали себя под непромокаемым навесом на свежей подстилке, которую легко сменить на любой станции. Время от времени девушки предлагали место возле себя господину Керабану, Ахмету, ван Миттену. Кроме того, эти всадники, эскортировавшие их, как принцесс! Все было очаровательно.
Само собой разумеется, что эти рассуждения исходили от сумасбродной Неджеб, так склонной принимать события только с их хорошей стороны. Что же до Амазии, то как могла она жаловаться на пережитые испытания, если Ахмет теперь рядом, а поездка должна была завершиться при совершенно иных условиях и так скоро!
— Я уверена, — повторяла Неджеб, — что, встав на цыпочки, уже можно увидеть Скутари.
Во всем маленьком отряде было лишь два человека, которые могли жаловаться: господин Керабан, боявшийся опоздать из-за отсутствия более быстрого средства передвижения, и Бруно, которого отнюдь не приводил в восторг переход в тридцать пять лье на спине мула. Трапезунд казался ему недосягаемым! А ведь только там, как говорил ему Низиб, можно будет достать транспорт, более приспособленный к обширным анатолийским равнинам.
