Но Керабан был не из тех, кто теряет время, даже в опьянении торжеством…
— Теперь, друзья, идемте к судье Константинополя, — сказал он.
— Да, дядя, к судье, — поддержал его Ахмет. — Вы — самый лучший из дядей!
— И, что бы вы ни говорили, — ответил негоциант, — вовсе не упрямый… если, конечно, мне не противоречат!
Вполне понятно, что происходило дальше. В тот же день после полудня судья подписал контракт, затем имам прочитал молитву в мечети, потом все вернулись домой в Галату, и, прежде чем наступила полночь 30 числа этого месяца, Ахмет уже был женат. Женат на своей милой Амазии, богатейшей дочери банкира Селима.
В тот же вечер поверженный ван Миттен готовился отправиться в Курдистан в компании господина Янара, своего шурина, и благородной Сарабул, которую последняя церемония в этой отдаленной стране должна была окончательно сделать его женой.
В момент прощания в присутствии Ахмета, Амазии, Неджеб и Бруно он не смог удержаться от дружеского упрека своему другу:
— Когда подумаю, Керабан, что я женился… женился во второй раз… чтобы не противоречить вам…
— Бедный ван Миттен, — ответил торговец, — если эта женитьба станет чем-либо иным, кроме простого сновидения, то я никогда не прощу себе этого.
— Сновидение!.. — продолжал ван Миттен. — Разве это похоже на сновидение! Ах, если бы не эта телеграмма!
Говоря это, он достал из кармана смятую телеграмму и машинально пробежал ее.
— Да! Эта телеграмма… «Госпожа ван Миттен пять недель назад скончалась… присоединиться…»
— Скончалась присоединиться? — вскричал Керабан. — Что это значит?
Затем, выхватив телеграмму из рук ван Миттена, он прочитал:
— «Госпожа ван Миттен пять недель назад решила присоединиться к мужу и отправилась в Константинополь»[352]. Решила… а не скончалась!
— Он не вдовец!
Эти слова сорвались со всех уст, в то время как Керабан воскликнул, и на этот раз — не без основания:
— Еще одна ошибка этого глупого телеграфа! Он иначе и не действует!
— Нет! Не вдовец! Не вдовец! — повторял ван Миттен, слишком обрадовавшийся возможности возвращения к первой жене… из страха перед второй.
Когда господин Янар и благородная Сарабул узнали о случившемся, последовал страшный взрыв гнева. Но в конце концов пришлось уступить. Ван Миттен был уже женат и в тот же день встретился со своей первой и единственной женой, которая в знак примирения привезла ему великолепную луковицу «Valentia».
— У нас есть нечто лучшее, сестра, — сказал Янар, чтобы утешить безутешную вдову, — лучшее, чем…
— Чем эта голландская ледышка!.. — ответила благородная Сарабул. — Потеря невелика!
И оба они выехали в Курдистан. При этом, вероятно, щедрая компенсация за переезд, предложенная богатым другом ван Миттена, сделала их возвращение в эту отдаленную страну менее тягостным.
Господин Керабан не мог постоянно иметь наготове канат, протянутый из Константинополя в Скутари, чтобы переправляться через Босфор. Отказался ли он навсегда от переезда через него?
Нет! Некоторое время он стойко держался. Но однажды он все же отправился к властям и просто предложил им выкупить этот налог на каики. Предложение было принято. Это, без сомнения, дорого ему стоило, но он стал еще более популярен, а иностранцы никогда не упускали случая посетить Упрямца Керабана как одну из самых удивительных достопримечательностей столицы Османской империи.
Конец
