Вернемся к секстине. Мы уже говорили о том, что она основана на последовательных степенях одной и той же подстановки.
Отметим также, что
Таким образом, существуют две системы импримитивности. Значит, мы имеем дело с импримитивной подгруппой симметричной группы.
Имеется 36 возможных подстановок, дающих две группы импримитивности, а именно: 6 — 2-й степени, то есть должно было бы быть всего две строфы, 18 — 4-й степени и 12 — 6-й.
Таким образом, можно было предложить 12 типов секстин. Почему граф де Грамон использовал именно этот тип? Возможно, он представляет собой оптимальное решение. Питал ли граф де Грамон особенное пристрастие к математике? Этого я не знаю[54], и наверняка не узнает уже никто, поскольку архивы семьи Грамон пропали во время Второй мировой войны. Мы видим, что можно было бы также писать октины.
Например:
Но является ли это оптимальной подстановкой?
Мы видим, сколь обширное поле деятельности нам предлагается. Теория групп предоставляет бесконечную серию структур для стихотворений с фиксированной формой.
Я не могу покинуть область стихотворений с фиксированной формой, не упомянув о пантуне[*]. Эта форма малайского происхождения появляется в примечании к «Восточным мотивам» (1828)[*]. Говорят, что ее разрабатывали Шарль Асселино[*], Теодор де Банвиль и Сифер[*].
Пантун состоит из ad libitum[55] катренов (буквы обозначают целые строки, одна и та же буква с апострофом или без — одну и ту же рифму:
Чтобы получить совершенный пантун, необходимо, чтобы «от начала и до конца поэмы движение в двух направлениях происходило параллельно», одно — в двух первых строках каждой строфы, другое — в двух последних. То есть А в конце поэмы обязано поменять семантическую область. И здесь существует указание на потенциальное многообразие.
Теперь перейдем непосредственно к самим работам УЛИПО. Я выбрал три примера, из которых третий до некоторой степени покидает область потенциальной литературы и затрагивает количественную лингвистику — ради чего мы, в общем-то, здесь и собрались.
Эти три примера выбраны из сорока возможных; я могу лишь вскользь упомянуть антирифму[*], антерифму[*], пересечение романов[*], касание сонетов[*] и т. д. и ограничусь следующими примерами:
1) избыточность у Малларме,
2) метод S + 7 (принадлежит Жану Лескюру),
3) изоморфизмы (общую теорию разработал Франсуа Ле Лионнэ).
1. Избыточность у Малларме
Возьмем сонет Малларме[*]:
Le vierge, le vivace et le bel aujourd’hui
Va-t-il nous déchirer avec un coup d’aile ivre
Ce lac dur oublié que hante sous le givre
Le transparent glacier des vols qui n’ont pas fui!
Un cygne d’autrefois se souvient que c’est lui
Magnifique, mais qui sans espoir se délivre
Pour n’avoir pas chanté la région où vivre
Quand du sterile hiver a resplendi l’ennui.
Tout son col secouera cette blanche agonie
Par l’espace infligé à l’oiseau qui le nie,
Mais non l’horreur du sol où le plumage est pris.
Fantôme qu’à ce lieu son pur éclat assigne,
II s’immobilise au songe froid de mépris
Que vêt parmi l’exil inutile le Cygne
[56].
Я осуществляю хоккуизацию этого сонета, то есть стираю его, сохраняя лишь рифмующиеся элементы; иными словами, используя математический язык, я рассматриваю сужение сонета до его рифмующихся элементов. (От себя я добавил субъективную пунктуацию.)
Aujourd’hui
Ivre,
le givre
pas fui!
Lui
se délivre...
où vivre?
L’ennui...
И что это дает? Во-первых, получается новое стихотворение, которое, право, недурно; когда вам предлагают хорошие стихи, не стоит жаловаться. Во-вторых, возникает ощущение, что и в урезанном виде в стихотворении остается ничуть не меньше, чем в целом; вот почему я говорил об избыточности. В-третьих, даже не достигая этого кощунственного предела, можно, по крайней мере, сказать, что сужение по-новому освещает изначальное стихотворение; оно не лишено истолковывающего смысла и способно внести определенный вклад в интерпретацию произведения.
Возможно, следующий пример еще нагляднее[*]:
Ses purs ongles tres haut dédiant leur onyx
L’Angoisse, ce minuit, soutient, lampadophore