Я плюнул Джону под ноги, за что получил удар битой в живот. Я не знаю, каким чудом я избежал перелома ребер. Но солнечное сплетение взвыло так, что перед глазами поплыли звезды.
На небе собирались целые клубы грозовых облаков — серых, тяжелых, не предвещавших ничего хорошего. По новостям передавали штормовое предупреждение и не исключали смерч. Для Лос-Анджелеса такая погода не редкость, но стихия всегда заставала нас врасплох.
Однажды, нам пришлось менять окно из-за землетрясения, от которого пострадали самые шаткие дома в нашем районе. Богом забытое место, и даже не верилось, что где-то рядом здесь есть Голливуд, Беверли-Хилз и океан. Я мечтал перебраться в одно из этих мест.
— Это нечестно! Вас пятеро, а я один. Мне восемь, — не знаю, что я хотел этим добиться, совести у этих отморозков не было, и моя речь их вряд ли растрогает.
— Хочешь, чтоб я тебя пожалел, недоумок? — в черных глазах Джона сверкнул гнев, а потом его взгляд упал на мою ласточку. Оглядев ее хрупкое тельце, он сразу смекнул, что это я обмотал ее крыло бинтом.
— Как мило, — прокомментировал картину он и тут резко схватил ее в свои ручищи.
Меня поглотила ярость.
— Не трогай ее! Отдай! Ты… — мои зубы скрипели от ненависти, я потянулся к Джону и ударил его под ребра — страх и инстинкт самосохранения исчезли.
— Я — что, недоумок? — пропыхтел он, потирая свой живот. Мой кулак встретился с его железным прессом, но кажется я все равно достучался до его скверной душонки.
Но гордиться собой я буду позже.
— Отпусти, пока она…
— Пока она — что? — он вдруг сжал мою ласточку в ладони — так, что бедная птичка прерывисто заверещала и начала отчаянно вырываться, выбиваясь из последних сил.
Которых у нее не было. Я увидел, как через бинт снова проступают капли крови.
Конечно, ласточка была всего лишь маленьким существом. Но она мне нравилась. Такая красивая.
Мне было приятно о ней позаботиться. Я хотел сделать что-то хорошее.
Хотел спасти ее.
— НЕ СМЕЙ! — в горле пересохло от того, что я знал, что придет неизбежное.
— Ты сосунок, если будешь таким мягкотелым, то так и будешь получать от нас каждую неделю. Это была твоя подружка? Что ж, ее больше нет, — а потом он взял мою птичку двумя руками и свернул ей шею. За одну гребанную секунду.
Мне показалось, я слышал жалобный короткий писк.
— А это тебе за то, что ударил, — заключил Джон, давая мне грубый подзатыльник. Он и его приятели пошли прочь, кинув птицу на асфальт.
Я услышал раскат грома, и он заглушил мой внутренний крик, разрывающий виски.
Еще пять минут назад я держал ее в руках и верил в то, что скоро она взлетит туда, где собрались тучи.
А теперь она лежит и не дышит. В черных глазах-пуговках погасла жизнь.
Я склонился над ласточкой, чувствуя себя так, будто это мне внутри все скрутили.
Слез не было. Папа говорил, что мужчины не должны плакать. Осталось только чувство, распарывающее грудь, и желание отомстить Джону.
— Я похороню тебя, ласточка. Прости, что так вышло, — тихо прошептал я, аккуратно положив ее на траву.
Сжав руки в кулаки я с диким кличем побежал за Джоном.
Он избил меня так, что меня пришлось отвезти в больницу.
Но это не помешало мне выполнить обещание, которое я дал птице.
Когда мне исполнилось пятнадцать, я сделал на груди две татуировки на ключицах — две ласточки, одна из которых была больше, чем оберегом и символом «на удачу» в бое.
ГЛАВА 11
10 месяцев спустя
POV Майкл.
Теплая вода согревала мою кожу, мне необходим был душ после сексуального марафона с одной из девушек, которую я подцепил вчера в клубе. Я проделывал это каждые выходные, и первым делом тщательно рассматривал их лица. Я пытался узнать ее. Узнать ту самую девушку, которую я ненавидел всем телом и всем сердцем желал.
Прошел ровно год после операции, но мои галлюцинации не проходили. Более того, они как последняя зараза брали надо мной верх. Изменилось все: мои вкусы, мои взгляды на жизнь, мои предпочтения в пище, любимая музыка. И только мой характер остался прежним, желание драться, выбивая дух из противника, и все время двигаться. Мой темперамент не изменился, но мысли об этой девушке доставляли мне настоящие страдания.
