А вот Борис Шишкин — совсем иной. Строгий ученый. Наклонит лобастую голову и «вкореняет мысль» — спокойно, методично, ни одного лишнего слова. На прошлом «ботаническом чае» превосходный доклад сделал. О том, как знаменитый немецкий химик Юстус Либих разложил растения с помощью химического анализа на элементы. Их оказалось немного: углерод, водород, кислород, азот, кальций, фосфор, сера, магний, железо — всего десять. Но эта десятка властвует на всей планете… Новый, химический подход к проблемам ботаники далек от научных устремлений Крылова, но он понимал, что молодых людей этот путь может серьезно увлечь. И не препятствовал. Он радовался, что маленькие ботаники растут возле него, старого консерватора, не похожие друг на друга, не боящиеся новизны, ищущие и современные. Это хорошо. Это прекрасно! Сибирская ботаническая школа зачинается на пустом месте, ее не гнетут тяжкие вериги прошлого, не давят авторитеты. Пусть же все в ней будет по-новому, по-молодому… А в том, что такая школа начала складываться, Крылов больше не сомневался. Главное в ней уже было — любовь маленьких ботаников к Сибири и рвение к науке. Остальное приложится. Будут и научные труды, и открытия. Маленькие ботаники станут крупными учеными, профессорами. У них появятся свои ученики. Так и пойдет. Доброе начало — полдела.
Когда-то Потанин рассказывал здесь же, в Гербарии, маленьким ботаникам о том, как он решился идти в юности в Петербург пешком, в лаптях и азяме. Очень хотел учиться, а средств не было никаких.
Об этом узнал Бакунин Михаил Александрович, сам живший в то время в Томске на положении политического ссыльного. Революционер-анархист раздобыл у богача Асташева сто рублей, выхлопотал разрешение для Потанина следовать с караваном золота, проводил на учение. Неизвестно, как бы обернулась судьба Потанина без этого случая, стал бы он ученым или нет…
Сам Потанин впоследствии немало помогал Обручеву на первых порах его работы в Иркутске. И не только ему, а многим людям, желавшим бескорыстно служить Сибири.
Обручев в свою очередь пестует молодых. Подымает талант студента Михаила Усова и других.
Так и должно быть. Истинный ученый, как могучее, укрепившееся дерево, обязан помогать подросту выжить, уцепиться за родную землю. Иначе опустеет священный лес науки, подвергнется тлену и разрушению. Крылов был счастлив, что и около него начал ветвиться зеленый молодняк.
— …Таким образом, мы имеем возможность наблюдать довольно сложную картину растительности причулымской земли, — между тем продолжал докладывать Уткин. — Растительный покров представлен разнообразными типами — лесной, луговой, культурной (чрезвычайно малое количество площадей!), болотной и водяной. Преобладающая часть входит в зону тайги с кедрово-сосново-березово-болотной растительностью. Удалось установить также, что в причулымских землях в начале века свирепствовали пожары, о чем свидетельствуют березовые леса. Необходимо отметить также наличие крупных сообществ пихты. — Уткин сделал паузу, и его как всегда «понесло»: — Пихта — дерево черта, ее даже рубить нельзя. Так говорят местные инородцы. Они почему-то недолюбливают это дерево. Может быть, потому, что еловые ветви долго трещат в костре, а пихтовые — пых! — и прогорели? — Уткин явно не вмещался в рамки научного сообщения и, понимая это, заторопился: — Еще мне удалось записать, о чем пророчествуют местные ворожеи-шаманы. Они говорят, что в 2000 году на земле всё пропадет. Даже малой птички не останется. Даже травы не будет…
— Браво молодой человек, — раздался вдруг одобряющий голос. — Вот это доклад так доклад!
Все оглянулись и увидели в дверях Потанина и с ним двух человек.
— Григорий Николаевич! Какая неожиданность… Проходите, ради бога… Что же вы всё так и стояли? — заволновались хозяева, окружив гостей.
— Ничего, ничего, — ответил Потанин, откровенно радуясь вниманию. — Не хотелось прерывать господина Уткина. Позвольте, друзья, рекомендовать вам от всей души художников — Михаила Михайловича Щеглова, выпускника Строгановского художественного училища, и Антонину Александровну Воронину…
