Внешне благополучно и тихо — без обструкций — сошло в Томске празднование 300-летия дома Романовых. В ночь на 21 февраля 1913 года имело быть в университетской церкви всеночное богослужение с панихидой по усопшим императорам дома Романовых. Утром — литургия в честь здравствующего императора, некогда посетившего и эту церковь, и университет. Затем в час дня состоялся торжественный акт в зале Общественного собрания под девизом: «Россия под скипетром Романовых».
В своей речи попечитель Лаврентьев выделил:
— Самодержавная власть русского царя никогда не покоилась на каком-либо договорно-правовом основании, а также не имела, как в некоторых западных государствах, церковного происхождения. Она зиждется ныне, как и всегда, на ясном сознании всем русским народом своих верноподданнических чувств, на беззаветной преданности фокусу всей российской жизни — Престолу, и на укоренившейся и ставшей частью народной души исторической привычке не отделять священного образа Царя от столь же священного для русского сердца образа родной земли… Отсюда — историческая дата, 21 февраля 1613 года, когда в Москве, на Красной площади, народ признал царя — Михаила Федоровича, первого царя из дома бояр Романовых…
После его речи сводный хор грянул кантату «Москва» на музыку Петра Ильича Чайковского.
Празднование юбилея дома Романовых сошло тихо и даже мирно — казалось, студенчество просто не обратило на него внимания.
Темные силы наступали. Как и повсюду в стране, в Сибири фабриканты и заводчики снижали расценки, увеличивали рабочий день, увольняли рабочих. Мстили за свой испуг 1905 года. К северу от Томска возникла еще одна тюрьма — без решеток — Нарымская ссылка. Собственно, она существовала всегда, но в последнее время стала особенно интенсивно заполняться.
«Нарым на языке местных людей означает «болото», — сообщает в письме к Крылову Федор Дуплов. — Ничего особенного сей край не представляет. Заштатный пятый стан Томской губернии. По территории, однако, необъятней, чем, скажем, Италия. Тайга, гнус, езжалых дорог нет. В таком краю и жандармы без надобности. Одним словом, бог создал рай, а черт — Нарымский край…»
Письмо это — единственное. Без обратного адреса, без почтового знака. И добиралось оно в Томск без малого полтора месяца.
Федор, Федор… Что с ним? Конечно, можно догадаться, почему он пишет вдруг о Нарыме. Но отчего? Где опять споткнулся успенский мальчик, удалая русая головушка? Свидятся ли они когда-нибудь?
Желание увидеть Федора, поговорить с ним было сильным, но представлялось несбыточным.
Лицом к стене были поставлены и томские вузы. Особенно жестко упорядочилась жизнь в университете.
Попечитель Лаврентьев окончательно похолодал.
— Ученый должен заниматься наукой, а студент учебой. Политике не место в Императорском университете! За несогласие извольте получить волчий билет… — заявил он на ученом совете.
Исключения студентов стали массовым явлением.
Оставшимся было не легче. Методы контроля за студента — ми, изобретенные и введенные Лаврентьевым, походили на издевательство.
Переклички: до, в середине и после лекции;
сажали студентов на нумерованные места и потом перекликали;
запирали в аудитории вместе с профессорами;
нумеровали места в шинельной;
подсчитывали в шинельной студенческие фуражки и шинели…
— Можно принудить студентов сидеть на лекции, но любознательности это не привьет, а напротив, вызовет ненависть к наукам, — выступил на ученом Совете Сапожников. — Необходимо бережно относиться к студенческой молодежи. Щадить ее самолюбие, энергию, чуткость к правде.
Василий Васильич привел пример из истории. Первая медицинская школа возникла в России в начале XVIII века. Ученики зубрили голландский и латынь. Учителя-то сплошь были голландцы. Учеников секли розгами, плетями, сажали в карцер, заковывали в кандалы. И все-таки успеваемость не была на должной высоте. Позднее, в беспросветную эпоху Магницкого и Шишкова, мистиков и реакционеров сороковых годов восемнадцатого века, в учебных заведениях стояли… пушки. И что же?
— Не мешало бы и наших крикунов тако же, — Лаврентьев с упреком посмотрел на Сапожникова. — Да жаль, кандалов на всех не хватит.
