Они развернули невиданную доселе в Томске устную и печатную агитацию — особенно в прошлом, 1904-м, году. Дискуссии, речи, беседы в студенческих группах, лекции на темы «социальной реформы и революции», проводимые под носом полиции на частных квартирах и в Обществе попечения о начальном образовании, в макушинском «рублевом парламенте»… И листки, листки!.. Прокламации не давали покоя власть имущим. В одном листке, изданном от имени томского комитета, был собран обвинительный материал против полицмейстера Аршаулова, бывшего пристава. В нем говорилось о взяточничестве и самодурстве полицейского чина, который в течение длительного времени гнул «свою линию удобств и выгод». Здесь же приводились даты, лица, адреса свидетелей. Обыватели зашевелились — Аршаулова знали в городе все — и неизвестно, чем бы завершилась эта история, возможно, и пришлось бы властям взять под стражу блюстителя порядка, если бы Аршаулов не догадался умереть — сразу после выпуска этого листка. Так закончил жизнь человек, убежденный полицейский и… неудавшийся литератор Петр Петрович Аршаулов. Им было написано много. Драма «Фатима», «Воспоминания русского офицера о Турецкой кампании 1877–1878 гг.», «Из жизни Сибирского темного люда, очерк о приисковой жизни под названием «Бунт»… Главной же драмой стала для него его собственная жизнь.
Это было совсем недавно, и вот молодые революционеры снова напомнили о себе.
Они двинулись от здания почты в знак протеста против Кровавого воскресенья, против расстрела рабочих в Петербурге 9 января. Шли с красным знаменем. Пели «Рабочую марсельезу». Недалеко от моста через Ушайку их встретили казаки. Как раз напротив самого большого в городе магазина, Второвского пассажа, респектабельной «Европы», гостиницы-ресторана с окнами под «бемским стеклом». Достроенная в 1904 году, она кичилась своей помпезностью, оповещая о себе монстр-афишами: «Шестьдесят номеров со всеми удобствами! Подъемные машины! Ванны! Душ! Лучшая кухня! Цены умеренные! Концертное зало! Просим извозчикам не верить, что нет свободных номеров!»
Возле этой самой «Европы» боевая дружина и произвела залп. Казаки начали рубить… Искалечено и ранено около двухсот человек. Убит рабочий, печатник из типо-литографии Макушина. Звали его Иосиф Кононов.
Именно после этих событий студенты и распространили свое заявление:
«Мы отказываемся от всякой мирной работы. Мы объявляем университет закрытым. В настоящий момент все силы должны быть направлены на борьбу с самодержавным правительством во имя идеи социализма. Мы призываем к забастовке и демонстрации всех рабочих, в особенности рабочих Сибирской железной дороги. Единственный путь, который мы признаем, это путь народного восстания. Наша ближайшая цель — демократическая республика. Лозунг — всеобщее, прямое и тайное избирательное право. Долой монархию! Долой войну!»
И — покинули университет.
Крылов остановился перед дверями в Гербарий. Поискал в карманах ключи. Отпер дверь. Вошел. Одно из самых его любимых мест на земле — Гербарий. Желанная работа. Так незаметно и счастливо летит за ней время. Летит? — Уж пролетело. И сама жизнь вместе с ним. Скоро пятьдесят пять…
Он прошел к вешалке, разделся, не спеша расчесал волосы и бороду. На свидание с любимой работой он привык приходить в полном порядке.
Душу бы еще направить… Вернуть бы то счастливое равновесие, которое в былые годы мощной волной стремило его вперед, к вершинам творчества. Да невозможно: душевное благополучие зависит от внешнего, а его как не было, так и нет.
Кто видел горе, того грусть не устрашит. Крылов горе видел. Смерть отца. Горе матери. Мир полон боли и слез. Нет, не грусть питает его душевную неустроенность, не усталость, но постоянное соприкосновение с человеческими страданиями. Толпы бездомных, униженных, осиротевших… Деревянные костыли на деревянных томских тротуарах. Почему так: на долю одних падает нищета и беззаступность, другим — довольство, богатство?!
На глазах разваливаются идеи, на которые опирался и он в восьмидесятые годы, во время своей наивысшей веры в добро и справедливость. «Теория малых дел» и «толстовское самоусовершенствование», «теория светлых явлений и бодрящих впечатлений»… Где они?
