Клейн успел пригнуться, и струйник врезался в стену, превратившись в груду мятого металла и пластмассы. Выпрямляясь, масон плавно ударил мертвеца по щеке; голова того вывернулась набок, и теперь невидящие глаза уставились в темноту за окном. Клейн изящно отступил между беспорядочно снующими кулаками, и его пальцы стремительно прочертили тонкие полосы на щеках трупа.
Следы от пальцев оставались мертвенно-белыми – Максу показалось даже, что они представляют собой какие-то знаки. Он немного растерялся и теперь бросился к двери, чтобы запереть ее. «Беретта», лежавший во внутреннем кармане, уперся рукояткой в левую грудь, и Макс вспомнил об опасности, которая могла подстерегать снаружи. Ведь должен был существовать тот, кто воткнул «анх» в человеческое сердце…
Тем временем труп медленно приближался к окну, раздирая перед собой воздух скрюченными пальцами. Его ноги быстро теряли гибкость; он шел, как на ходулях, и, когда до стекла оставалось полметра. Макс понял, что сейчас произойдет. Он непроизвольно шагнул вперед, но Клейн остановил его властным и строгим жестом.
Лицо масона было беспощадным, как лицо жреца в момент жертвоприношения. Жизнь есть жизнь. Смерть есть смерть. Простая истина из двух предложений, между которыми помещаются человеческие иллюзии и заблуждения чернокнижников. На самом деле ничего нет посередине; все должно быть завершено – Голиков вдруг принял это, как неотвратимый закон своей личной войны. На последующее он смотрел, не отрываясь…
Окровавленные руки шефа пробили двойное стекло огромного окна и погрузились во влажный воздух ночи. Еще шаг – и острые пики силиконовых скал вонзились в бледнеющее лицо, вырезая на нем замысловатый узор. Бедра ударились о подоконник, и, потеряв равновесие, мертвец повалился вперед, словно упал на предательский лед.
Стекло хрустнуло, верхняя его часть тяжело осела, устремившись вниз гильотинным ножом, и встретила по пути человеческую шею. Стеклянное лезвие вошло в нее примерно на сантиметр, проломив позвонки и ускорив падение. В воздухе мелькнули брюки и рифленые подошвы грубых коричневых ботинок.
Потом сквозь шелест стеклянного дождя снизу донесся звук негромкого влажного шлепка, с которым асфальт встретил тело мертвеца.
* * *
– Надо уходить! – рявкнул Клейн и схватил уцелевшую пачку бумаги. Макс осмотрел кабинет. На этот раз шансов отвертеться было микроскопически мало. Труп с колотой раной, разбитое окно, следы обуви, остатки чая в чашках, отпечатки пальцев… Вдобавок, его наверняка вспомнит человек, дежуривший на входе. Теперь уже допроса не избежать, ведь это был его кабинет и его следы…
На всякий случай он положил обе чашки в первый попавшийся картонный конверт и раздавил их каблуком, после чего высыпал осколки в карман.
– Быстрее! – поторопил его Клейн, и оба выскочили за дверь, не заперев ее.
Коридор пока еще был пуст. Макс потянул масона за рукав к запасной лестнице, ведущей на задний двор.
Они сбежали по ступенькам, не встретив никого, кроме уродливой старухи в черном, стоявшей возле стены. Она сгорбилась так сильно, что ее лица почти не было видно. Оно казалось сморщенной маской, окруженной желтоватыми редкими волосами.
Макс впервые видел эту ведьму. Пробегая мимо нее, он на мгновение почувствовал отвратительный трупный запах. Непонятно было, откуда она взялась и что делала здесь. Если Клейн и обратил внимание на старуху, то не подал виду. Наверное, просто выбрал из двух зол меньшее.
Они оказались у двери, на которой висел небольшой навесной замок.
Это был старый выход во двор, которым пользовались очень редко. На цементном полу валялось огромное количество окурков. Запрещающий знак на стене изображал перечеркнутую сигарету.
Одного удара ногой было достаточно, чтобы сломать петлю замка. За дверью ржавели два контейнера с отходами, электродвигатель и автомобильная будка. Пробравшись между грудами металлолома, Голиков и Клейн наткнулись на гору строительного мусора, за которой был виден сплошной забор из бетонных плит трехметровой высоты. Макс знал, что по ту сторону забора находится узкий переулок, заканчивающийся въездом на территорию соседнего завода.
