Заодно молодая монахиня услышала об искушениях гораздо более сильных, чем те, которыми чреваты похотливые желания. Для сестры Ирины это было актуально – по ночам ее указательный палец слишком легко находил клитор…
Мать София тоже была далеко не святой. Гипноз Клейна безжалостно препарировал ее. Она изливала ужас, заключенный в снах и накопленный ею за десятки лет.
Следующим был сон о кладбищенской лошади, плавно переходящий в сон об одноногом мужчине на костыле. Отсюда уже недалеко было до первого перекрестка, который пронизывал сны о фатальных символах. Крылатый корабль, созданный из гниющей плоти мертвецов и перелетающий со звезды на звезду. Философская бабочка Бретона. Упоминание (всего лишь вскользь) о Лунном Человеке, хотя именно он был главным действующим лицом ночной рулетки…
Сомнамбулические видения. Растянутый во времени летаргический сон, заканчивающийся ощущением рыхлой земли в носоглотке… Лунатический город, оживающий ночью и наполняющийся шорохом тысяч босых ног… Неясная угроза, возникающая внутри подрагивающего металлического вагона, под частый стук колес на стыках рельсов…
Если бы Ирина знала, что из всего этого нужно слепому и Клейну! В словах старухи еще не было самого кошмара, только намек на него.
София всегда просыпалась раньше, чем страх достигал критической точки. Воплощение в реальность предстояло пережить кому-то другому, менее пугливому, и более отчаявшемуся…
УХОДИЛО драгоценное время, а Савелова выслушивала почти бессвязный поток откровений, понятный ей только потому, что она приблизительно знала, о чем идет речь… Сон, который мог бы присниться останкам в цинковом гробе, если допустить, что… Дальше, дальше… Грегор Замза[21] из книги старых сказок… Перекресток зыбких форм. Жуткие трансформации тел и еще более неприятные трансформации намерений… Змеи с безглазыми головами, ползающие в китовых внутренностях. Люди, спрятанные в предметах. Губы, шевелящиеся на поверхности телефонной трубки. Младенческая голова, выступающая из стены и старательно заклеенная обоями (но плач все равно слышен)… Женское лицо с густой черной бородой и красными отблесками догорающих углей в глазах…
Старуха внезапно захрипела. У нее изо рта хлынула кровь. Это была агония, и кто-то ее приблизил. Савелова обернулась.
Лицо, о котором она только что услышала, смотрело на нее из темноты.
Никто из них не заметил, как в комнату вошла Колчинская. Она подкралась неестественно тихо. С нею были двое бритоголовых, вооруженных винтовками. Макс начал разворачиваться, но слишком поздно. Они все опоздали, потому что мать София скончалась одновременно с выстрелом, отбросившим Голикова к стене.
Винтовочная пуля сломала ему ребро и прошла ниже сердца. Он ударился лопатками о камни и на несколько секунд потерял сознание. Он лежал неподвижно, с приоткрытым ртом и немигающими глазами. Его приняли за мертвого, и это спасло ему жизнь.
Колчинская едва заметно кивнула. Один из бандитов поднял «галил» и повесил автомат себе на плечо. Клейн отреагировал на происходящее единственно правильным образом. Он попытался сразу же ускользнуть в сновидения, но его возвратили оттуда еще одним выстрелом, раздробившим масону коленную чашечку. Двух минут боли, выжигающей мозг, в течение которых он просто не мог погрузиться в спасительный сон, оказалось вполне достаточно для его бывшей узницы…
Веки Макса слегка дрогнули. Он видел события растянутыми во времени и слышал звуки сквозь толстый слой ваты. Гулко и громко стучало сердце, словно внутренний метроном. Бритоголовые не стали тратить пулю на Ирину – молодая и к тому же красивая монахиня была слишком ценной добычей. Тот, который поднял «галил», шагнул вперед и наступил на приклад «фольксштурма», заодно придавив к полу ее пальцы. Потом схватил девушку за воротник балахона и рывком поставил на ноги. Она, стояла, согнувшись, и смотрела на мужчину снизу вверх.
Вокруг его глаз были вытатуированы паучьи лапки, а лоб и щеки затянуты синеватой паутиной. Это была тонкая работа, стоившая не менее двухсот патронов. Но Ирина не отрывала взгляда от рук бандита. Между запястьями и локтями проступали толстые извивающиеся шнуры. Не сухожилия и не вены. Для монахини это оказалось шокирующей новостью, а Максу уже приходилось видеть в пустыне такие вещи – червей, паразитирующих под кожей…
