Макс присосался к добытой в баре отеля бутылке «бурбона» и слушал адвоката вполуха. Ира пока держалась, не касаясь ни шприца, ни коробочки со «снежком». У нее начиналась одна из периодических депрессий, связанных, возможно, с фазами луны. Это было лишь ее беспочвенное предположение; в глубине души она догадывалась, что официальным диагнозом оказался бы маниакально-депрессивный психоз.
Девятаев проявил неожиданную инициативу, вызвавшись убрать останки утопленницы и сторожа (ни Голиков, ни Клейн не стали искать тело Брыля). Работа была крайне неприятная… К тому времени, когда Антон закончил, в коридоре пахло так, будто где-то поблизости разлагался косяк протухшей рыбы. Макс предложил Ирен сменить номер, на что та немедленно согласилась. Впрочем, новая спальня им уже не понадобилась…
Теперь они сидели в небольшом концертном зале отеля, слушая «Stabat Mater»[16] Перголези. Клейн заявил, что благородная музыка успокаивает. Может быть, его она и успокаивала… Масон даже перенес в зал мальчика, до сих пор не пришедшего в сознание, усадил того в кресло и придал ему не самую удобную для раненого позу. Голоса скорбных хоров витали над ним, словно происходило отпевание.
Ира облегченно вздохнула, когда наступила тишина. Говорить было не о чем; оставалось пить, как Макс, или подыхать от скуки. Клейн снова пристегнул кейс к своему запястью. Голиков понимал, что это означает. Ему также стало ясно, почему масон вдруг решил послушать музыку, – из зала имелся отдельный пожарный выход.
Когда нежно и мелодично Зазвенели люстры, Савеловой показалось, что начинается одно из ее «путешествий», только на этот раз без всякой внешней химии. Она ждала характерного момента, после которого, звуки становились ватными, а из-под сердца исчезал давящий кулак тоски.
Она даже немного удивилась тому, что ничего не меняется, оставаясь плоским, сумрачным, бесцветным. Клейн вскочил на ноги и начал сосредоточенно прислушиваться к чему-то. Ирину захлестнула тревога, которая уже давно сводила Голикова с ума…
Второй толчок был гораздо сильнее первого. При сотрясении горлышко бутылки стукнуло Макса по зубам. Он отбросил ее и увидел, как покачнулся Клейн и рухнула на пол стеклянная стойка с компакт-дисками, сложившись, будто карточный домик. После этого толчки следовали один за другим в подозрительно неизменном ритме…
Животный страх погнал людей наружу. Полупьяный Макс, уже отягощенный сумкой с оружием, схватил ребенка на руки. В дверях зала возникла фигура Девятаева, который до этого спал в своем номере.
Адвокат крикнул ему что-то, но Максим не расслышал его из-за громкого звука, с которым раскололась железобетонная плита над сценой. Клейн поморщился от боли и замолк. Пол вздрагивал под ногами так, что можно было откусить себе язык. В наружной стене образовалась трещина, похожая на голубую змею, – путь к свободе превратился в щель шириной не больше ладони.
Сквозь нее хлынул солнечный свет, мутнея в столбах пыли.
Масон и пилот были уже возле пожарного выхода и пытались открыть дверь, которую заклинило при смещении перекрытия. В концертном зале не было окон, и убежище превратилось в каменную западню.
Макс стоял у стены, глядя, как на лицо мальчика сыпется бетонная крошка. Ира прижималась к нему, охваченная сильнейшей паникой. Она не понимала, почему они не бегут на поиски какого-нибудь другого выхода из отеля. Но стометровый коридор к тому времени уже был завален в двух местах…
Девятаев методично колотил по двери ногой. Она понемногу поддавалась, приоткрываясь после каждого удара примерно на сантиметр. Секунды растягивались в минуты и часы…
Одна из люстр сорвалась с крюка и тяжело осела, как миниатюрный купол взорванного собора. Почти сразу же людей потряс еще один удар, и раздался грохот, от которого заложило уши. Это рухнула в шахту оборвавшаяся кабина скоростного лифта.
Макс молился, чтобы выдержало перекрытие. Звуки разрушений слились в непрерывный низкий гул. Провалилась крыша императорского люкса, похоронив под собой уникальную мебель, стоимость которой на аукционах оценивалась числами с пятью нулями, и несколько подлинников импрессионистов, вообще не имевших цены. Спутниковая антенна медленно скатывалась по юго-восточной грани пирамиды, оставляя за собой сверкающую реку разбитых солнечных батарей.
