— Как дело-то было?
— Да как было… — пожал плечами Вольтенков. — По-дурацки все было. Когда ты уехал, мусора за нас всерьез взялись. Говорят, из Москвы специальная бригада приехала Леньку ловить. А нашим-то, питерским, обидно стало, что не доверяют им, стали гайки закручивать. Милицейские посты усилили, чуть ли не через сто метров стоят, а не как раньше, за две версты. Все Ленькины хазы обложили, Мишку с Сашкой на них и взяли, один Васька Пулковский утек. А Леньку с комиссаром в магазине арестовали. Они в обувном были, на 25-й октября, хотели ботинки справить, а там нэпман недобитый Леньку узнал. Выскочил, побежал к милиционеру. Ну, тут все и завертелось. Они даже оружие не успели вытащить, как повязали. Говорили умные люди — нельзя свидетелей в живых оставлять, не послушал.
— И что теперь? — глухо поинтересовался Иван. — Они на Шпалерной сидят или в Крестах?
— В Крестах. Их даже в допр не возили, прямо на кичу законопатили. Через неделю суд будет.
— И ты думаешь, я из Череповца смогу атамана из тюрьмы вызволить? Или мы с тобой на конвой нападем, когда мужиков в суд повезут? Вроде в книжках о таком писали.
— В книжках много чего пишут, — покрутил головой Вольтенков, доставая из кармана папиросы. Закурил, предложил Ивану. — Не хочешь?
Николаев из интереса подержал пачку в руках, почитал надписи, понюхал. Папиросы "Дюшес" московской фабрики "Дукат". Запах, будто от проститутки. Можно не пробовать, так ясно — легонькие, слабенькие. Хуже их только "Кальян", где гильзы ватой набиты. Нет уж, пусть такими Левка балуется да барышни с панели. А нам бы покрепче.
Пока шел разговор, засвистел самовар. Вытряс заварочный чайник, окатил крутым кипятком. Щедро насыпал чая, залил кипятком. Подождать, пока настоится. Вот теперь можно и разливать. Фроська на днях купила пару нарядных чашек, но Иван предпочитал пить из стакана. Из стакана вкуснее, да и цвет сразу видно.
— Крепачок! — оценил Вольтенков, выгружая на стол городские гостинцы — конфеты в ярких обертках, кульки с сушками и печеньем.
— Это мы Фроське оставим, — решил Иван, доставая деревенские деликатесы — ржаные пироги и смородиновое варенье.
— Не довезут Леньку до суда, — заявил Левка, отхлебнув чай. — Пристрелят его и комиссара при попытке к бегству. Пантелеева в Питере любят, народ на суд валом повалит. У Леньки ни одной "мокрухи", грабил лишь нэпманов. Нэпманов грабить — вроде и не преступление. Еще бандюганам от него перепадало. Не зря его деловые не любят. У них разборки простые — перо в бок, маслина из-за угла. А Ленька с Косым разобрался, словно боевые действия проводил.
— Да уж, — усмехнулся Иван, вспоминая.
— Иван Афиногенович, мы с тобой знаем, кто командовал, но народ-то на Леньку думает. Судья ему срок начнет впаивать, а народ здравницы петь да власть ругать. Так и до беспорядков дойдет. Кому это надо?
— А на хрен тогда ловили? Проще было сразу, при аресте шлепнуть.
— Так его простые патрульные брали, они политесам не обучены. Их дело — бандита задержать да передать куда следует.
— Ясно-понятно, — вздохнул Иван. — Значит, надобно Леонида из Крестов выручать. И как? Лев Карлович, коли прибыл, значит, и план у тебя есть. Чтобы Кресты штурмом брать, батальон нужен, с артиллерийской поддержкой. Есть у тебя батальон?
— Можно, Иван Афиногенович, без батальона обойтись, — усмехнулся аптекарь. — В Крестах тоже люди работают. Только деньги нужны. Большие деньги!
К дому семьдесят семь на Комиссаровской улице явились порознь. Иван пришел пешком, а Васька Пулковский вместе с новым приятелем, Сашкой Капраловым, прикатили на извозчике. Проходной двор, второй этаж.
Иван нажал на кнопку электрического звонка. Из-за двери донеслось шарканье подошв, мужской голос пробасил:
— Кто там?
— Оленичев Павел Петрович здесь проживает?
— Допустим. А вы кто такие?
— Из ГПУ к вам, гражданин инженер, — строго произнес Иван. — Будьте любезны, откройте дверь.
Дверь приоткрылась на длину цепочки.
— Удостоверение предъявите, — потребовал Оленичев.
Васька Пулковский аж опешил от такой наглости.
— Ишь, ему говорят — ГПУ, а он не верит. Эй, гражданин хороший…
