— Да ну? — удивился Иван.
— Точно тебе говорю. Мне Машка сказала — ну, горничная евонная, что хозяин сам не свой ходит, боится, что милиция начнет спрашивать — откуда богатство. Рыльце-тο у него в пушку. Лучше, мол, от греха подальше, помалкивать.
— Так, Пантелей, чего тут плохого? — удивился Васька. — Рыльце в пушку, так не у одного его. Нам лучше, искать никто не станет.
Леонид с сожалением посмотрел на парня. Ну, не понимает человек. А вот комиссар Гавриков и Иван Николаев поняли атамана сразу. Ведь не ради грабежа они грабить стали, а ради идеи!
Краса и гордость Невского проспекта — ювелирный магазин братьев Авдеевых. А витрина, где выставлены эти сокровища! Прозрачная, до состояния родниковой воды! Аграмадная витрина! Витринища! Да если ее разрезать на кусочки, то можно застеклить окна в целой деревне! Только не так-то легко ее разрезать, потому как стекло не простое, а закаленное, толщиной с палец. Не нашенское, конечно же, из Германии привезено, за большие деньги! Красота неописуемая!
Говорят, когда стекло в витрину вставляли, то и поленом стучали, и булыжники кидали, а немец, что стекло привез, только посмеивался, поднимал отскочившие камни и приговаривал: "Битте! Битте". Дескать — бейте, пожалуйста!
Как же драгоценное стекло разлеталось сотнями кусочков, мелкими брызгами рассыпаясь по Невскому, острой сахарной пудрой припорашивая зазоры между булыжниками! Не придумали еще такого стекла, что выдерживало бы тупоносую револьверную пулю.
Золото и драгоценные камни во все времена были мерилом богатства и лучшим местом, куда это богатство можно спрятать. Особенно в такой беспокойной стране, как Россия, где землю и фабрики могут отобрать, а акции и бумажные деньги будут стоить дешевле, нежели старая газета, потому что не годятся даже на раскурку. Новоиспеченные богачи старались скупать золото и камни, не слишком-то доверяя Советской власти. Власть, разрешившая свободное предпринимательство, может в один прекрасный день его же и запретить. И лучше, если после запретительного декрета оказаться не в Соловецкой тюрьме, а где-нибудь в Швеции или Франции, унеся с собой жменьку-другую бриллиантов!
Братья Авдеевы поставили дело широко. Могли бы и шире, но власти не позволяли. Зато товары радовали глаз (огорчая при этом кошелек), а продавцы были по-европейски образованы и по-русски сильны. Любой из них мог не только подобрать бриллианты под цвет глаз клиентки, разъяснить — почему в этом сезоне в Париже вошли в моду жемчужные колье, но и выкинуть разбушевавшегося скоробогатея, не призывая на помощь дюжих охранников из подсобки.
Чего там только нет! Кольца дутые и литые, с камушками и без. Золотые цепочки и толстенные цепи, брошки и кулоны, запонки и булавки для галстука. Жемчужное ожерелье сведет с ума заморскую графиню (своих мы еще в семнадцатом вывели, пусть хоть чужие порадуются!). Диадемы, перед которыми диадема Марии Дагмары покажется театральной бутафорией!
Первым в ювелирный магазин вошел Иван, сегодня мало походивший на самого себя. Вместо воинской одежды, ставшей для него второй кожей, он был одет в шикарный костюм-тройку, обут в лаковые штиблеты, а на голове имел шляпу-котелок. Николаев походил на очень солидного нэпмана — не то на оптового виноторговца, не то на книгоиздателя. А то, что бывший солдат чувствовал себя в новом обличье неловко, так ничего страшного — добрая половина скоробогатеев недавно обходилась поддевками и парусиновыми штанами, а калоши надевали при хорошей погоде, чтобы похвастаться.
Стараясь держаться степенно, Иван подошел к витрине, с золотыми и серебряными часами. Сделав вид, что не шибко удивляется ценам (за золотые можно дом выторговать, а за серебряные — корову), перешел к другой, с портсигарами.
— Может, подсказать что-нибудь?
Вынырнувший откуда-то добрый молодец с улыбкой в тридцать четыре зуба, с набриолиненной шевелюрой, обряженный в белоснежную косоворотку с вышивкой, вызывал у Ивана странное ощущение. Не так он часто сталкивался с приказчиками ювелирных магазинов (да что уж там врать, никогда в жизни не сталкивался), но с этим молодцом что-то было не так. Вроде бы сама обходительность, услужливость, льстивая улыбка на морде, но приказчик остается приказчиком, будь это ювелирный магазин или галантерейная лавка. Ну, как если бы денщик полковника, имевший унтер-офицерские лычки, стал драть нос перед денщиком подпоручика. Что тот, что другой все равно остаются прислугой. А вот у этого… Выправка ли, легкий прищур ли, левая ли рука, привычно полусогнутая, как бы придерживающая эфес шашки. И еще взгляд — не просто прищур, а брезгливость.
