— А мы, гражданин Николаев, не настаиваем, что вы принадлежите к социал-революционерам, — торжествующе заявил чекист — молодой парень в кожаной куртке. — У нас есть доказательства, что принадлежите к одной из монархистских организаций.
— К какой организации? К монархической? — удивился Иван. — Да вы что, опухли? Я супротив царя два с липшим года воевал!
Не удержавшись, Николаев сказал все, что он думает о царе, монархистах и дурнях, кто причисляет честных красноармейцев к кадетам и прочим контрикам.
Чекист слушал не перебивая, словно пытался запомнить все многоэтажные загибы. Потом с видом циркового фокусника, что вытаскивает из шляпы испуганного кролика, полез в карман.
— Это ваше? — развернул тряпицу с наградами.
— Мое, — не стал отрицать Иван.
— С какой целью носили с собой портреты царя Николашки? — задал чекист неожиданный вопрос.
— Какие портреты? — не понял Иван.
— А это что, хрен в пальто? — повысил голос дознатчик и ткнул обгрызенным ногтем в медаль "За беспорочную службу", на которой красовался портрет последнего императора. — А это — теща твоя? — ткнул "В 300-летие дома Романовых", где были профили первого и последнего Романовых. — Так с какой целью?
— С какой целью? — оторопел Иван. — Никакой цели не было. Просто носил — и все.
— Что значит — просто так? — повысил голос дознаватель. — Вы носили с собой символы свергнутой власти и портреты кровавого царя?
— Я эти награды кровью заработал. А уж носить ли, выкидывать — мое дело! Да и не на груди я их носил, а за пазухой.
— Значит, за царя кровь проливал, награды от него получал? — с удовлетворением сказал чекист. — Так и запишем..
— Пиши, мне не жалко, — пожал плечами Иван и попросил: — Ты бы закурить мне дал да воды попить принес.
— Ничо, на тот свет без курева пойдешь. — Ивану Николаеву стало не по себе. Конечно, трусом он не был — отвыкаешь пугаться за шесть с лишним лет войны, но все же… Одно дело, когда словишь пулю или осколок в бою и другое коли тебя к стенке поставят. Эх, нагляделся он, как к стенке-то ставят. Ничего хорошего! — Ты, мил-друг, меня с контрой-то не равняй, — мягко сказал Николаев, подавив дрожь в кончиках пальцев. — Я, к твоему сведению, в Череповце Советскую власть устанавливал и на фронте против белых воевал!
— Ты хайло-то не разевай, фронтовик сраный! — презрительно бросил ему в лицо дознаватель. — Много вас, героев, развелось. Думаешь, если на фронте вшей кормил, так все можно? Да я таких, как ты, итит твою, сотню положу!
— Чего?! — набычился Иван. — Сотню, говоришь? Да мы таких, как ты, раком ставили!
Николаев соскочил со стула, сгреб чекиста за отвороты кожаной куртки, приподнял и приложил об стену. Дознаватель издал жалобный писк и стек на пол, как весенняя сосулька с крыши… Видимо, услышав шум, в камеру ворвались два здоровых лба, с веселым азартом набросившиеся на подследственного.
"Драться — это вам не кулаками махать! Драться нужно так, чтобы супостату было тесно, а тебе — просторно! Поняли, долбодуи?!" — добродушно приговаривал ротный фельдфебель Елкин, награжденный крестом за Порт-Артур, отшвыривая от себя очередного недотепу. Сколько соплей и расквашенных носов, набитых шишек и синяков было у новобранцев, пока постигали нелегкую премудрость "окопной драки"! Но зато когда врывались в австрийские окопы, то им было просторно, а австриякам тесно. Если бы у каждого солдата был такой фельдфебель, так и войну бы выиграли в году пятнадцатом!
… Оглядывая допросную, где на полу корчились поверженные "супостаты", Иван едва не упустил из виду "дознатчика", подававшего признаки жизни — чекист, малость очухавшись, тащил из кобуры револьвер! Будь это обычный наган, извлечь не составило бы труда. У этого же был маузер в громоздкой деревянной кобуре. Отобрав оружие, стукнул парня кулаком в живот.
Иван Афиногенович связал всех их же собственными поясами, без зазрения совести выгреб из карманов кисеты с табаком (у одного даже пачка "Герцоговины" нашлась) и с наслаждением закурил. Стараясь не слушать угрозы, чтобы не врезать разок-другой, позатыкал парням рты, сотворив кляпы из листов бумаги, "позаимствованных" из картонной папки, на которой было выведено химическим карандашом: "Дело гр-на Николаева И.А., виновного в преступлениях против Советской власти". Матюгнувшись, Иван полистал разнокалиберные листочки.
