Он замер и, сглотнув ком, кивнул:
– Да, был, но давно. Теперь мне даже кажется, что это было не со мной. Кстати, я вам уже говорил, что творения Шекспира приписывают Марло?
– Этот фокус у вас не пройдет, – погрозила я ему пальцем. – Скажите, а как вы относитесь к... – Я не договорила, внезапно отчетливо осознав, что мы сидим настолько близко друг к другу, что почти соприкасаемся носами. Во всяком случае, я явственно чувствовала, что от него пахнет вином.
– Продолжайте, – сказал он, улыбаясь, но глядя на меня вполне серьезно. Мне вдруг вспомнилось, что именно находится в пластиковой сумочке, которую дала мне Бев, и я покраснела.
– Вы помните, что я говорила вам о «порхании»? – грудным голосом спросила я.
– Да, – прохрипел он в ответ, и левый глаз у него странно дернулся. – Такое невозможно забыть...
Я коснулась ладонью его колючей щеки. На ощупь она была похожа на теплую наждачную бумагу. От моего прикосновения Йен вздрогнул и с шумом вздохнул. По телу у меня пробежала дрожь. И как это я раньше не замечала, что обожаю трогать теплые шершавые предметы?
– Если хотите, мы могли бы сейчас отправиться в полет – прошептала я, взглядом умоляя его поцеловать меня.
Йен отреагировал как истинный английский джентльмен: он поцеловал мне руку, встал, забрал у меня бокал и сказал:
– По-моему, пить нам больше не надо.
Он поставил бокалы на столик и задул свечи.
– Не беспокойтесь, Йен, у меня в аптечке есть презервативы, – поспешила сообщить я.
Он рассмеялся, присел на край кровати и сказал:
– Соблазнять будущего доктора философии, воспользовавшись его опьянением, мне не позволяют мои принципы.
– Ага! – только и смогла вымолвить я, не уверенная, что способна отчетливо произносить звуки. Хотя меня так и подмывало оспорить его заявление, будто я пьяна. Что такое для меня выпить бутылку-другую сухого вина? Ерунда!
– Только не обижайтесь, – мягко проговорил Йен, склоняясь надо мной. – Я вовсе не хотел вас унизить или оскорбить.
– Но вы же меня отвергли, – шумно выдохнула я.
– Вы меня неправильно поняли, я вас не отвергал, – отстранившись, загадочно ответил Йен.
– Ладно, как вам угодно! – воскликнула я, схватила плед и укрылась им до подбородка. – Все хорошо. Уходите! Спокойной ночи. – Я повернулась на бок, спиной к нему.
Йен стал нервно метаться по комнате, затем все стихло, и я решила, что сейчас хлопнет дверь. Но вместо этого услышала характерный звук расстегиваемой ширинки. Какая-то неведомая сила подбросила меня на кровати. И я увидела, что Йен снимает брюки.
– Ставки больше не принимаются, сэр Йен! – воскликнула я. – Отправляйтесь на свою ферму, к своим козам.
Он рассмеялся и, переступив через упавшие на пол брюки, стянул с себя футболку. Увидев его в одних спортивных трусах, я тихо охнула. Он был импозантен. , .
– Не в моих правилах оставлять женщину ночью одну, – сказал Йен, откидывая плед и располагаясь рядом со мной. – Но не думайте, что я немедленно перейду к активным действиям. Нам обоим не следует забывать о своей репутации! Во всяком случае, не нужно добавлять к старым пятнам новых. Вы на редкость непростая женщина, Элоиза. – Он положил руки себе под голову.
– Не смейте так меня называть! – прорычала я, вцепившись пальцами в край пледа.
– Ах да. Извините. Не соблаговолите ли поставить будильник на шесть часов? По утрам я имею обыкновение творить.
Издав отчаянный вздох, я неохотно выполнила его просьбу. Йен повернулся ко мне спиной и затих. Я фыркнула, вскочила с кровати и направилась к шкафу.
– Не могли бы вы не смотреть на меня? – на всякий случай сказала я.
– У меня нет глаз на затылке, – пробурчал он.
– Вы что, шуток не понимаете?
– Ах, как смешно! – воскликнул Йен и укрылся пледом с головой.
Я передернула плечами, сняла платье, переоделась в майку и трусики, вновь нырнула под плед и легла на спину, вытянув руки вдоль туловища.
– Мне уже можно открыть глаза? – спросил он. Это был образчик английского юмора, разумеется.
– Да! – ответила я с чисто американским лаконизмом.
Йен выбрался из-под пледа, повернулся ко мне лицом, подпер голову ладонью и, как мне показалось, улыбнулся.
