Мы выпили бутылку вина и теперь допивали вторую. Я сделала очередной глоток и припала затылком к спинке кровати.
Прохладный воздух с гор просачивался сквозь жалюзи, наполняя спальню запахом сосновой смолы с небольшой примесью выхлопных газов. Я чувствовала себя разморенной и умиротворенной. Мне давно уже не удавалось так славно расслабиться. Плохо отдавая себе отчет в том, что я несу вздор, я без умолку тараторила:
– Нельзя сказать, что «барышни» испорченные девицы. Нет, они славные люди, только большие оригиналки и порой могут отчудить такое, что позволит себе далеко не каждая американка. Но вы должны правильно меня понять, я их не выгораживаю, только... Короче говоря, они просто душки.
– Вам не нужно извиняться за них передо мной, Порция! – сказал Йен, который тоже был слегка пьян. – Они произвели на меня самое приятное впечатление. Хотя крыша у них у всех основательно поехала... Вы позволите мне задать вам один вопрос?
– Конечно! Задавайте!
– Где ваш отец?
– Он ушел.
– Ушел – в смысле скончался или...
– Нет, просто он давным-давно исчез из моей жизни, я помню его довольно смутно. Кстати, я говорила, что настоящим автором произведений Шекспира является Кристофер Марло?
Йен понимающе кивнул и перестал задавать мне трудные вопросы.
– Это весьма любопытная гипотеза, – сказал он.
– Это не гипотеза, а доказанный факт! – воскликнула я.
На некоторое время в спальне воцарилось молчание.
– Не уверен, что кто-то доказал это предположение, – возразил англичанин. – И пока авторство творений Шекспира по праву принадлежит самому гениальному Уильяму, царство ему небесное. – Он хитро ухмыльнулся, пересел ко мне поближе, взял с тумбочки бутылку и разлил остатки содержимого по бокалам.
Затаив дыхание, я наблюдала за его изящными движениями, получая от этого колоссальное наслаждение. Равно как и от его приятной внешности – мягких волнистых волос, легкой щетины на скулах и подбородке, ладной фигуры и всего остального, что рисовало мне мое воображение. Наконец Йен поставил пустую бутылку под кровать и улыбнулся, давая мне понять, что готов продолжить нашу милую беседу.
– Удивительно, что вам еще не наскучила моя трескотня, – неожиданно для самой себя произнесла я, заерзав на кровати.
Он пожал плечами и ответил, очень отчетливо и приятно для слуха выговаривая слова:
– Мне доставляет удовольствие слушать людей. Именно из таких откровенных разговоров я и черпаю материал для создания своих литературных героев. И не только я один, как это вам известно, Элоиза.
– Однако я способна ходить строго по прямой, – заметила я.
Меня немного коробило, что он упорно называет меня именем девицы сомнительного поведения, которую Питер сделал главным персонажем своей книги. В душе я была даже рада, что эта пачкотня пылится на полках книжных магазинов. Очевидно, по кислому выражению моей физиономии Йен сделал вывод, что мне эта тема неприятна. Он вздохнул:
– Ну ладно, о Питере мы больше говорить не будем. Уже одно только упоминание о нем вас огорчает.
– Ничего подобного! – возразила я. – Можем продолжить этот разговор и перемыть ему все косточки.
– Я бы предпочел, чтобы во время нашей приятной беседы у вас не кривилось лицо. Лучше расскажите мне, к примеру, о своих литературных предпочтениях. Какое ваше любимое произведение? – Йен сделал значительную мину, приготовившись услышать от меня нечто сокровенное.
– Да что мы все обо мне и обо мне! – воскликнула я. – Лучше вы назовите свою любимую книгу!
– Право же, вам это не будет интересно, – уклонился он от ответа. – Вы куда более яркая личность, чем я.
– Возможно, только для вас одного. Но я себя лучше знаю. Так что извольте ответить! – стояла на своем я.
– Любимой книги у меня нет, – вздохнув, сказал Йен. – То, что я в данный момент читаю, то мне и нравится.
– А вы, оказывается, хитрец! – воскликнула я. – Что ж, в таком случае назовите свой любимый цвет!
Йен взглянул на потолок и изрек:
– Голубой.
– Это банально, – огорчилась я. – Голубой предпочитают все мужчины.
– Неправда, моему отцу нравился красный, – возразил Йен.
– Вы были когда-нибудь женаты? – спросила я без обиняков.
