— А у тебя есть?
— Не...
— Ну, постоим немного, кто-нибудь подойдет...
И мы стоим и ждем кого-нибудь.
Я — как спичка в потоке дождевой воды у тротуара, оторвавшаяся от одного берега, застрявшая где-то в середине потока, кручусь, не имея сил пристать к другому. А жизнь вокруг, судя по всему, продолжает идти так, как и до моего появления, она идет своим ходом, в определенном ритме, темпе, и кажется мне она довольно однообразной.
Алло! Где ты, капитан? Продолжаешь рассказывать в колонии о том, как надо начинать новую жизнь на свободе? Алло, капитан! Ты говорил: «Ваша беда в том, что вас (людей с прошлым) как магнитом тянет друг к другу, что вы не хотите общаться с нормальными людьми, не хотите вливаться в нормальную среду...» Кому из нормальных людей нужен я, капитан? Кому нужен такой вот Рыжий, капитан?
Жизнь идет своим чередом, в этом городе ничего не изменилось от того, что я сюда прибыл, «Я—человек пропащий». Так, что ли? Согласиться?..
Рыжего в те дни он не встречал. Как-то, вспомнив о нем, Серый решил разыскать его жилище. Дом этот был расположен на окраине города, а во дворе, как полагается, обитала злая собака. Он ошибся дверью, постучал к Антошке, к тому самому ростовщику, который теперь ничего не берет. Это был лысый дядя, пожилой, на вид добродушный. Он показал, как пройти мимо собаки к Аркадию.
Серый вошел в унылую темную комнату. Рыжий сидел с озабоченным видом на кровати, Женька — на стуле; перед ними на табуретке, заменявшей здесь стол, стояли стаканы с вином, лежали ломтики сыра. Пустая бутылка стояла в стороне. Друзья отлили из своих стаканов понемногу в третий и подали Серому. Выпили, и Евгений продолжил прерванный разговор. Речь шла все о том же.
— ...Душа родная около, раз! Питаешься не в столовой, где от угара, шума и треска кишки выворачивает, а кушаешь вкусную домашнюю пищу, два!..
Женька опять расписывал преимущества семейной жизни. Глаза его азартно блестели, но Рыжий коротко сообщил, что не везет ему с женщинами — не клюют.
Такому заявлению Женька откровенно удивился.
— А ты не того... — Евгений критически рассматривал Рыжего. — Есть такая поговорка: «По одежке встречают, по уму провожают»...
— Что ты хочешь сказать, дурак я, что ли?
Евгений сказал, что нет, он не это имел в виду, и стал задумчиво рассуждать.
— Тебе бы костюмчик какой-нибудь... лучше всего итальянский. Нейлоновую рубашку, венгерские туфли, транзистор бы японский... —говорил он.— Сразу внимание другое. Да и конура твоя обставлена паршиво. Разве можно сюда пригласить женщину! Не мебель — дрова. Софа?.. Вот-вот развалится, клопы, наверное, есть? Гарнитурчик бы тебе немецкий... ореховый.
Евгений презрительно оттопыривал губу и качал ногой. Рыжий был невеселый.
— Клопов нету, — сказал он. — Чего нет — того нет... Да разве они мои, эти «дрова»?
Конечно, Евгению следовало бы скумекать, что Рыжему тут ровным счетом ничего не принадлежало.
— Ну, это ладно, — согласился он. — А теперь насчет манер. Человек с тонкими манерами всегда сделает карьеру, даже в таких тряпках, как на тебе. Вращаться-то придется не среди кодлы какой-нибудь, а среди порядочных людей. Учти, — сказал он назидательно, — жизнь — это шахматы. Хороший шахматист не стремится выиграть, он только дожидается наиглупейшего хода противника, чтобы тут же сделать ему мат. Правильно я говорю? — обратился он к Серому, но ответа не дождался. Да и не нуждался он в ответе.
— В общем, дорогой, — продолжал Евгений, — с бабами главное — обращение. Когда идешь с ней по улице, по какой стороне ты от нее топаешь?
Рыжий смотрел ошалело.
— А надо по левой, чурбан! — сказал Евгений. — Когда поднимаетесь вверх по лестнице, ты — впереди; когда спускаетесь вниз — ты сзади. Во как надо! При выходе из трамвая: «Пардон, мадам!» — не забудь выскочить раньше и подать ручку. Не хитро, как видишь, а для них это самое главное. Им игра нужна. Ты думаешь, культурный человек откусывает хлеб от ломтика? А-а, нет. Культурный человек отламывает по маленькому кусочку левой лапой. Нож... Им режут мясо, но в пасть его не суют. Пищу в пасть себе толкаешь вилкой, а рыбу лопают только вилкой и хлебной корочкой. Немцы применяют две вилки, но ты же не немец... Салфетка... Рожу этой штукой не вытирают — не полотенце, а только лапы.
