— Еще как. Каждая мамаша с дочкой на выданье жаждет бросить ее в мои объятья. Я был любезно представлен всем разведенным женщинам в городе. Более того, на одном из недавних ужинов я по счастливой случайности оказался сидящим за столом рядом с молодой вдовой, чей муж скончался едва ли больше месяца назад.
— То есть вы отвергаете всех женщин?
Лайон, который до этого стоял, лениво опершись о камень, сделал несколько широких шагов в ее сторону, пока расстояние между ними не сократилось до нескольких сантиметров.
— Я не отвергаю женщин, я просто не женюсь на них. Мной движут те же — проклятые или священные — инстинкты, плотские желания, что и любым мужчиной старше пятнадцати.
Тон его вдруг поменялся. Исчезла отрывистая, лаконичная манера мужчины, утомленного женскими прихотями. В голосе появился специфический низкий обертон, бархатный, жаркий, заинтересованный. Энди облизнула пересохшие, дрожащие губы и в смятении подошла ближе к воде:
— Я… Я думаю, это очень удачное место для наружной съемки. Конечно, придется что-то придумать с шумом воды, но…
Ее монолог внезапно прервался, когда она почувствовала его руки на плечах — горячие, сильные, властные, но нежные. Он развернул ее лицом к себе.
— Ты ведь умирала от любопытства, не так ли? — Его теплое дыхание омывало ее лицо.
— Любопытства? — пискнула она и тут же возненавидела себя за очевидную беспомощность. — Что вы хотите сказать?
— Любопытства насчет меня.
— Что насчет вас?
— Каково это — ощущать прикосновения и поцелуи неотесанного ковбоя. Ведь ты именно об этом подумала, впервые меня увидев?
— Нет, — солгала она.
Подобные мужчины редко встречались в кругах, где она вращалась. Нет — подобные мужчины вообще были редкостью. Этот тип был ей в новинку, но она не знала, что каким-то образом дала ему это понять.
Он продолжил говорить, и в его голосе звучали нотки, которые заставляли ее таять. Он мог растопить и глыбу льда.
— Ты не поняла, что нераспечатанные, возвращенные письма символизируют отказ. Ты решила, что если приедешь сюда и мило поболтаешь с этим тупым деревенщиной, он позволит тебе взять интервью у его отца. Ты думала, из меня можно будет веревки вить, когда я увижу твои золотистые глаза, бархатную кожу и соблазнительную фигуру, да?
— Нет! — тихо, отчаянно воскликнула она. Он был несправедлив к ней. Несмотря на ставшую очевидной неискренность его объятий, она страстно хотела быть еще ближе к нему. Он смеялся над ней, а она желала его.
— Чем больше я оскорблял, тем тебе становилось интересней, пока я не стал совсем плохим парнем. Ты думаешь, я не заметил, как ты наблюдала за мной сегодня? Увидела что-нибудь, что тебе не понравилось?
Наконец она как будто очнулась, гнев всколыхнулся в ней, у нее появился шанс спастись:
— Вы самодовольный…
— Бросьте, мисс Малоун. Сейчас я удовлетворю ваше любопытство.
Используя свое преимущество в росте и весе, он заставил ее отступить назад, пока ее спина снова не уперлась в кипарисовый ствол. Ловко, смело он расстегнул первую пуговицу ее блузки. Потом вторую. Она смотрела прямо ему в глаза, гордо и с презрением подняв подбородок. Энди надеялась, что он не чувствует ее сумасшедшего, предательского сердцебиения.
— Я не намерена удостаивать это какой-либо борьбы или сопротивления.
— Борись, сопротивляйся, если угодно. Это меня не остановит. Плевал я, удостоено это чего-нибудь или нет.
Он накрыл ее губы своими, и битва была проиграна еще до того, как она вступила в нее. Губы Лайона были напористыми, но удивительно мягкими. Он двигался так, что она сама раскрывалась ему навстречу, даже не понимая этого. Она почувствовала, как сгорает от нетерпения — не от страха, когда он, замешкавшись на несколько долгих секунд, вдохнул и замер. Затем его язык прошелся по ее нижней губе, по верхней, скользнул меж ними, заставляя ее поддаться этому искусному принуждению… Он захватил ее, поглотил, завладел ею. Внезапно все кончилось, Лайон оторвался от нее. Ее пронзали серые глаза. Она эхом отзывалась на его неровное дыхание. Два сердца бились в унисон. Он вгляделся в ее лицо. Чего он искал? Энди ответила ему взглядом, полным беззвучной мольбы. А затем, будто направляемые невидимым балетмейстером, они в один и тот же момент обняли друг друга: его руки обхватили ее талию, ее пальцы замкнулись на его шее. Когда он снова склонился к ней для поцелуя, ее губы были открыты, напряжены в ожидании. В этот раз в прикосновениях не было вызова, соревнования, превосходства, но был взаимный голод, который грозил разрушением, если останется неудовлетворенным. Его язык последовательно изучал каждый уголок ее рта с жаром, почти с отчаянием — будто она несбыточная греза, которая развеется до того, как он успеет насладиться ею. Он отстранился, и Энди рухнула на него. Лайон покрывал ее лицо и шею случайными, торопливыми поцелуями. Ее пальцы заблудились в густых прядях у него на затылке, она прижала его ближе, и он приник к ее шее.
