Энди приняла освежающий душ в прекрасной ванной, отделанной желтой и коричнево-бежевой плиткой, после которого надела футболку поло и простую юбку. Взяв расческу, она встала у окна, укладывая волосы. Пока она оглядывала пейзаж из окна своей спальни — а обзор оттуда был и впрямь прекрасный, — со стороны гаража появился Лайон. Он присоединился к мистеру Хутону, склонившемуся над клумбами. Расческа замерла над ее головой, когда Лайон вдруг начал выправлять рубашку из джинсов и расстегивать ее. Раздевшись, он вытянул руку и пристроил рубашку на ветку орешника. Он был поглощен разговором с садовником, все его действия были легкими и естественными, однако выверенными, будто па в эротическом танце. Энди накрыла грудь рукой, чтобы успокоить выскакивающее сердце. Все ее предположения о том, что скрыто у Лайона под одеждой, более чем оправдали себя. Но увидеть это воочию она оказалась не готова. Пока он не спеша катил тачку с рассадой, она с восхищением отмечала, как литые мускулы напрягаются под бронзовой кожей. Его грудь была покрыта темными курчавыми волосами, которые узкой полоской сбегали вниз по животу и исчезали в джинсах. Когда он лениво потер ребро своими длинными изящными пальцами, что-то возле ее солнечного сплетения совершило кульбит. Лайон засмеялся словам мистера Хутона, и улыбка обнажила контраст между белизной его зубов и загаром, в уголках глаз появились веселые морщинки, придавшие лицу мальчишеское выражение — легкое и жизнерадостное. Энди никогда не видела его таким, с ней он всегда был злым, грубым, презрительным и высокомерным. Хотя нет, не всегда, — в первую встречу он был приценивающимся и наглым. Опомнившись, она глянула на часы и отошла от окна, отложив забытую расческу. Очевидно, на ланч Лайон не собирался.
Он действительно не пришел, что не помешало Энди по достоинству оценить зеленый салат с сыром и индейкой, который Грэйси приготовила специально для нее.
— Вы выглядите так, будто едите одни салаты, — заметила экономка. — Для ланча они в самый раз, но я лично прослежу за тем, чтобы вы хоть немного поправились, пока живете у нас.
— Прошу вас, не беспокойтесь обо мне. Мы тут устроим вам ужасный переполох, когда приедет моя съемочная группа. Посеем хаос в вашем тихом и безмятежном доме. Но я обещаю, что мы постараемся быть аккуратными и незаметными, насколько это возможно.
— Не было еще такого беспорядка в этом доме, с которым мне было бы не под силу разобраться. Делайте, что должны.
— С вашего позволения, генерал, после ланча я хотела бы обойти дом, чтобы выбрать самые удачные места для съемок.
— Разумеется. — Генерал сидел во главе стола, без большого интереса ковыряясь в тарелке с «легкой пищей». — Дом в вашем распоряжении.
— Какое место вы любите больше всего?
— Больше всего времени я провожу в оранжерее, где вы нашли меня сегодня утром, — сказал он, легонько подмигнув ей. — Или в своей спальне. Иногда мне нравится посидеть в гостиной.
— Я хочу, чтобы, когда появятся камеры, обстановка была вам знакомой и расслабляла вас. Мне нужно будет проверить эти комнаты на предмет расположения розеток, проводов и разного другого. Сегодня вечером я позвоню в Нэшвил и скажу им, какое оборудование понадобится. Скорее всего они приедут послезавтра.
Энди потратила несколько часов, осматривая комнаты, про которые сказал генерал. Она уделяла внимание не только тому, как удобней расположить оборудование с технической точки зрения, но и эстетической составляющей — тому, что зритель увидит на экране. Люди ценили ее передачу в первую очередь за то, что она была сделана качественно — информация была проверена, а кадр чист.
Грэйси отдала ей коробку с вырезками и статьями о жизни генерала и его службе в армии. Она все внимательно просмотрела, отметив про себя, что последние тексты были напечатаны через несколько лет после войны. В то время он как раз вышел в отставку, довольно рано для военного, и стал отшельником, скрывшись от мира на тридцать лет. Ее репортерское чутье остановилось на этом неожиданном изменении, но она не придала ему большого значения. Энди исписала пару страниц возможными вопросами.
