– Мне вас так жаль, – сказала Ума. Губы ее тряслись. Под грубой внешней оболочкой было доброе сердце.
– А, если тебе меня жаль, то помоги мне выбраться отсюда. Тебя же не нанимали сторожить меня, а только оказывать услуги. Вот и окажи мне услугу.
– Простите, я не могу этого сделать.
Лада вновь бросила взгляд на лес. Она не знала, кого ждет на помощь. Единственные люди, могущие вызволить ее, были так далеко, что надеяться на их появление здесь было бы наивно.
– Прогулка закончена, возвращайтесь, – подал голос стражник.
– К тебе это тоже относится, – сказала ему Лада. – Отпустите меня, и я вас озолочу, у меня столько денег, что вам никому не снилось. Правда не здесь, я напишу своему брату, и он привезет.
– Пойдемте, госпожа, – сказала Ума, – а то он вас больше не выпустит.
Лада тяжело вздохнула, и в этот миг заметила всадника. Он выехал из лесу и спускался по дороге, ведущей к дому. На таком расстоянии разглядеть лицо человека не представлялось возможным. Стражник тоже заметил всадника и заторопил женщин. Лада вернулась в комнату. Дверь за ней закрылась. Вся, обратившись в слух, она услышала, совершенно не разбирая слов, чей-то возглас. Ему отвечал второй охранник. Однако вскоре все стихло. Надежда оказалась напрасной.
Поздно вечером пришла Ума, принесла чай, пыталась разговорить пленницу. Но Лада легла и отвернулась к стене. Служанка забрала посуду, оставила лампу и ушла. Лада пролежала так до наступления ночи. Затем придвинула лежанку к окну и принялась за дело. Высунув кинжал в окно, она стала расковыривать штукатурку у основания железных прутьев и трясти решетку, чтобы расшатать ее. Неустанный дождь заглушал производимые ей звуки, а сколотые кусочки штукатурки падали наружу. Этой кропотливой и тяжелой работе она посвятила часть ночи. Наконец, решетка подалась, и у нее появился свободный ход. Лада продолжала расшатывать ее. Но, поддаваясь ее усилиям, решетка, тем не менее, все еще прочно сидела в своих гнездах. Не было достаточного усилия, чтобы выбить ее. Даже хороший удар ногой мог бы помочь. Но Лада не имела точку опоры на такой высоте, с помощью которой можно было бы нанести удар такой силы. Она расковыряла всю штукатурку вокруг решетки, но в стене ее держали кирпичи. Она нащупала их, высунув руку. Наконец оставив эту затею, Лада умылась, привела себя в порядок, благо кувшин с водой, и таз стояли в комнате, и легла спать.
Наутро ее разбудил запах горячего молока.
– И здоровы же вы спать, госпожа, – услышала она голос Умы. – Уже солнце высоко поднялось, а я вас добудиться не могу. Я испекла вам блины.
Лада с трудом разлепила глаза, села, потянулась.
– Что у вас с руками, – испуганно спросила Ума.
Лада взглянула на свои ободранные в кровь руки и убрала их под платье.
– Кусала себя от злости, как змея, – раздраженно ответила Лада, – исцарапала оттого, что вы меня здесь держите.
– Смиритесь лучше, госпожа рани. Нельзя переживать из-за того, что ты не в силах изменить.
– Ладно, не умничай. А охранник все время стоит у двери?
– Ну что вы, нет. Он сидит на террасе.
– Ладно, выведи меня во двор.
– Только ненадолго. Охранник обеспокоен.
– Кто это был вчера?
– Не знаю, какой-то человек, путник, спрашивал дорогу. Пейте молоко, пока не остыло.
– Ты можешь сходить в храм? Узнать, как там мой ребенок?
– Какой храм? Здесь рядом нет никакого храма, – удивилась Ума, – да и нельзя мне.
– Значит, меня увезли далеко, – вздохнула Лада, – пошли.
Оба охранника были во дворе, увидев рани, поклонились и разошлись в разные стороны. До этого они о чем-то переговаривались. Лада оглядела дом. Второй этаж, где ее держали, был довольно высоким. Но, если повиснуть на руках, а затем спрыгнуть, будет не так опасно. Собственно, забор она одолеет в два счета. А куда потом – в джунгли? На съеденье тиграм?
– Мне нужны чурки, – сказала Лада, – четыре штуки.
– Что такое чурки, госпожа?
– Это такие деревянные кругляши из дерева. Дрова, одним словом, поленья.
– Зачем вам дрова. В комнате нет печки.
– Подложить под кровать. Мне очень низко спать. Я боюсь мышей и прочих тварей.
– Хорошо. Я скажу, чтобы для вас нарубили чурок.
