Украинский национализм. Факты и исследования - страница 65

. Третьим фактором было географическое расположение противостоящих сил. Группа под командованием Боровца заняла выгодную территорию, но позиции оказались открыты для удара красных партизан, шедших с северо-востока. Вероятно, Бульба страдал от их нападений не меньше, чем страдал подчиняясь партизанам Бандеры. Последний занимал более защищенную территорию на севере Волыни и располагал весьма надежной линией связи с главной базой в Галиции. Наконец, галицкий источник пополнения людской силы и руководителей был значительнее любого внешнего источника, доступного конкурирующим группам, что дало ОУН-Б решающее преимущество, которое было усилено предшествовавшим проникновением бандеровцев в полицейские силы Волыни.

К осени 1943 года бандеровская группа контролировала сельские районы Волыни и юго-западного Полесья[412]. Немцы, конечно, удерживали города и с трудом обеспечивали движение по основным дорогам, но большой район к востоку от Ровно был настолько подчинен повстанцам, что они приступили к строительству «госаппарата», лагерей военной подготовки, больниц и школьной системы[413]. Общее число людей, вовлеченных в движение – включая медицинский, административный и учебный персонал, а также бойцов, – составляло десятки тысяч. Это кажется вполне вероятным, принимая во внимание утверждения националистов, что в УПА было 100 тысяч членов; например, один вполне достоверный источник описывает деревню, в которой упомянутый персонал составлял 2 тысячи человек. Но вероятно, немецкая оценка в 40 тысяч (на конец 1943 года) более точна[414]. Это число составляет, согласно националистическим источникам, и множество неукраинских элементов – еврейские врачи и дезертиры из немецких полицейских формирований, набранных из военнопленных и представлявших многие национальности Советского Союза[415]. Большой слабостью движения был, однако, недостаток в подготовленных офицерах. В течение долгого времени бандеровские партизаны были вынуждены использовать в качестве начальника штаба пожилого офицера УНР – из полицейского полка в Ровно[416]. Любой новый офицер из отрядов Бульбы, даже немолодой, рассматривался как сокровище, и новые хозяева давали ему важный пост[417] Равным образом весьма приветствовались и советские офицеры, бежавшие из лагерей военнопленных или дезертировавшие из Красной армии. Недостаток в обученных военных кадрах весьма ограничивал ценность партизанских отрядов как боевых сил.

Слабость повстанческой структуры стала очевидной в феврале 1944 года, когда Советская армия дошла до Волыни и вывинулась на линию Луцк – Ровно. Безусловно, не имея должного командования и значительного вооружения, партизаны не могли оказать сопротивления силе, которую не мог остановить и вермахт, и УПА была вынуждена уйти в подполье, пока линия боев проходила по этой территории. В ее планы не входили бои с частями Советской армии, лишь нападения на войска НКВД и другие репрессивные органы, после того как наиболее регулярные советские войсковые формирования уйдут из области[418]. Попытки УПА возобновить активность были затруднены тем, что советские службы безопасности были гораздо эффективнее немцев в организации сети осведомителей. Теперь предостережения Бульбы против «расконспирации» стали ясны, так как те организации и отдельные лица, которые осенью работали открыто, больше не могли скрыть от местной агентуры свою принадлежность к националистам.[419]

Множество людей, которые жили при советской системе, поначалу имели в УПА раздражающее влияние. Бандеровцы, которые проводили политику однопартийного руководства, и до поры до времени успешно, были полны решимости продолжать ее и препятствовать росту восточноукраинской оппозиции, которая, они считали, была заражена коммунистическим воспитанием. Они располагали СБ, или службой безопасности, выкованной за несколько лет до этого Лебедем, но, очевидно, к концу 1943 года уже не находившейся под его руководством. Хотя нельзя определить с уверенностью масштабы чисток, направленных против «ненадежных элементов» (прежде всего восточных украинцев, а также некоторых бывших мельниковских партизан, очевидно не являвшихся эмигрантами из рядов УНР), маловероятно, что они были значительны настолько, чтобы вызвать крайнее недовольство элементов, не принадлежавших к ОУН-Б