Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в. - страница 60

Таким образом, для Станислава Немоевского насущно необходимыми представляются: личная свобода (право ношения оружия для ее защиты); наличие правосудия (сословного); свобода иметь и высказывать свое мнение; образование, как религиозное, так и светское; свобода передвижения как внутри страны, так и за ее рубежами; безусловно, – участие в управлении государством.

Все вышеперечисленное относится к идеологии «сарматизма» вообще, но особенно характерно для идеологии шляхты собственно польских земель. Стоит отметить, что, несмотря на то, что полонизация украинской шляхты происходила в конце XVI – начале XVII вв. чрезвычайно интенсивно и успешно, часть мелкой и средней шляхты украинских воеводств сохранила православное вероисповедание, и ее воззрения в идеологическом отношении также имели свои особенности по отношению к воззрениям польской национальной шляхты. Вот как об этом пишет М. В. Лескинен: «Западнорусские книжники полностью разделяли “сарматскую” версию происхождения славян, но в ее раннем варианте, поскольку для них более важным представлялось обоснование общности славян, а не отличительных черт каждого народа. Это подтверждает и различная трактовка восточнославянскими и польскими хронистами легенды о трех братьях – еще одного генеалогического мифа о родоначальниках славянских народов – Лехе, Чехе и Русе. Если для первых ее упоминание и интерпретация были важны, так как подтверждали идеи общеславянского единства, то польские авторы не без трудностей пытаются сочетать ее с “миграционной” теорией путем перенесения акцента на описание братьев как воинов-завоевателей»[205].

«Иначе понимали свои корни представители украинской элиты. Опираясь на идею единства славянской общности, они подчеркивали христианскую принадлежность украинского народа. Его следование традиции православного вероучения. В центре осмысления ими своего исторического наследия находились события религиозной истории – как библейской, так и относящейся к недавнему прошлому. Важнейшим событием в этом ряду для них являлось крещение Руси Андреем Первозванным и правление первого христианского князя Владимира. Интерпретация этого события, как правило, осуществлялась на основе противопоставления католической и православной традиции и подкреплялась аргументами в пользу более древнего происхождения “истинной православной веры”. Одним из них становится доказательство происхождения католицизма от Петра из Рима, вторичное по отношению к Иерусалимским истокам “руського” православия. Начало истории народа связывается в сознании украинского сармата со временем прихода на берега Днепра апостола Андрея.

Для украинского общества главными элементами традиции являлись не политические, но этноконфессиональные факторы. Выдающимися историческими личностями считались в первую очередь киевские князья, ратовавшие за сохранение отцовской веры и ни при каких обстоятельствах не отступавшие от нее, а главными деяниями прошлого – сражения за веру и отчизну»[206].

У современного украинского автора по этому поводу читаем: «Представители патриотично настроенной шляхты, духовенства и интеллигенции развивают идею безпрерывности бытия руського (понимаем – украинского) народа с княжеских времен. Так князей и казацках гетманов авторы представляли частицами одной и той же Руси. С 20-х годов XVII столетия понятие “руський народ” становится “терминологической конкретностью, означающий жителей территорий, исторически связанных с Киевским и Галицко-Волынским княжествами”, как считает Наталья Яковенко. Начинает выделяться такой особый признак украинского народа, как “преславная руськая кровь”. <…> Часто перемена православного вероисповедания на католическое или униатское трактовалось как проявление национальной измены. У средней шляхты формируется взгляд на себя как на “руський народ политический”, равноправный с польским и литовским народами и который вместе с этими народами выступал как творец Речи Посполитой»[207] (пер. мой. – Б. Д.).

В этой цитате на себя обращают следующие моменты: автор находит представителей интеллигенции в начале XVII в., да не где-нибудь, а на Украине; «руський народ политический» это украинская шляхта, а равноправна она польскому и литовскому народам-шляхте. Обращает на себя внимание и то, что украинская шляхта считала представителей других сословий Украины-Руси тем же «народом руським», хотя и не «политическим», польские же шляхтичи смердов-поляков поляками не считали.