Богдан каким-то образом уловил ее настроение. Он нахмурился и хрустнул тонкими длинными пальцами, разминая их.
— Послушай… что ты чувствуешь ко мне? — тихо начал он.
— Не знаю, — не задумываясь, призналась Ульяна и зачем-то повторила, — не знаю…
Наверное, не стоило так говорить, — думала она.
— Совсем-совсем ничего? — он взял ее за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза, погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. Девушка вся напряглась и сжалась, не зная, как реагировать. Ей было приятно, но как-то непривычно. После антибиотиков и лекарств, которыми ее пичкали в больнице, она совсем иначе стала воспринимать прикосновения, раньше доставлявшие ей удовольствие.
— Я не знаю… — пробормотала она, — не помню… Прости.
Потерянная и ошарашенная она выбежала прочь. На берегу хмурого ненастного моря она плюхнулась на сырой песок и спрятала лицо в ладонях. Богдан догнал ее и обнял за плечи.
Пронизывающий ветер с воды забирался пол одежду, обжигая космическим холодом.
— Неужели ты не помнишь любовь ко мне? — подавленно говорил Богдан, — нашу любовь?
— Не знаю… — снова бросила Ульяна, зарываясь в складки шарфа у него на груди, — я ничего не знаю. У меня почва уходит из-под ног… Кто я вообще такая?! Зачем я здесь? Что со мной было раньше? Почему я потеряла память? Что это за голоса в моей голове? Кем я была? — говорила она горячо, на одном дыхании и теперь вынуждена была сделать паузу, в которую она отстранилась и стала смотреть на море. Оно почти сливалось с небом на горизонте в своем безупречном и бесстрастном сером цвете.
— Ты все вспомнишь, родная, — пообещал Богдан. Боковым зрением Ульяна видела, какими холодными становятся его обычно теплые глаза, когда в них отражается морская гладь. Ветер трепал его волосы и без того лежавшие не очень аккуратно. Впервые за долгое время она подумала о том, что ей хочется позаботиться о нем, отругать за то, что в такой холод разгуливает без шапки. Но все ее порывы так и остались невыраженными. Ульяне что-то мешало.
Она только заторможено кивнула, запоздало, неуместно.
Мужчина приблизился к ней и поцеловал в губы. Он отстранился так быстро, что Ульяна не успела даже среагировать или ответить. Ее как будто ударило электрическим током, и по телу пронеслась волна напряжения. Ульяна застыла, смакуя эти ощущение.
— Что ты чувствуешь? — спросил Богдан совершенно без эмоций, как будто она находилась на приеме у врача, который всего лишь выполнял свою работу. Сейчас его задачей было вернуть ей потерянную чувствительность.
Ульяна растерялась, этот вопрос застал ее врасплох.
— Приятно, — беззаботно пожала она плечами, стараясь скрыть смущение. Покрасневшие щеки ее выдавали, хотя можно было списать это на мороз. Здесь ведь действительно холодно.
— И все? — насмешливо продолжал ее супруг. Ульяне хотелось ударить Богдана за эти шуточки, но она неподвижно сидела в каком-то исступлении, пытаясь понять, чего он хочет всем этим добиться. Тем временем она почувствовала его пальцы у себя на колене. Не встретив никаких препятствий они скользнули ниже, добравшись до молнии на джинсах.
Ульяна больше не чувствовала холода, растаяв в волне нахлынувшего распаляющего жара. Девушка запрокинула голову и зажмурилась. Длинные темные волосы высыпались из-под шапки и оказались беззащитными, перед порывами сильного ветра. Она своей накрыла руку Богдана и ощущала через тонкую кожу напряжение каждой жилки.
Из ее груди невольно вырвался стон, и именно он вернул ей трезвость мысли и заставил испугаться происходящего. А если кто-то придет на пляж?! Если… Да даже если нет, то это само по себе ужасно и безнравственно! Неужели они и раньше позволяли себе подобное? Ульяна была просто ошеломлена, а от стыда ей хотелось спрятаться в темную нору и умереть там. Она в ужасе отпрянула, вырвалась, свела колени и стала дрожащими непослушными пальцами застегивать джинсы. Шапка съехала куда-то в сторону и волосы скрывали ее лицо, а она и рада была, потому что едва ли то, что на нем сейчас было написано, стоило кому-то показывать.
И в тоже время ей мучительно хотелось продолжить их маленькие шалости, отдаться Богдану на растерзание, позволить пробудить в себе все забытое, спящее, ушедшее на дно ее души.
