Послышался скрип стула — это Патрик поднялся. Он обогнул стол и приблизился к ней.
— Не принимайте все это близко к сердцу, моя дорогая, — сказал надсмотрщик вкрадчиво. — На плантации поговаривают, что вы нашли себе утешителя. Я столько ночей не спал, обдумывая ваши слова о том, что с девственностью покончено. Я был уверен, что Жюльену кто-то помог. Но кто? Поразнюхав тут и там, я догадался обо всем. Свято место не бывает пусто, но мне до этого дела нет.
— Очень любезно с вашей стороны, — бросила Амалия через плечо, направляясь к двери, где ждал ее Айза с расширенными от ужаса глазами.
Однако Патрик остановил ее, ухватил железными пальцами за руку.
— Не так быстро! Нам есть о чем поговорить.
— Пустите меня! — вскрикнула Амалия, пытаясь вырваться из этих клешней.
Патрик Дай отпустил ее, шутливо подняв руки вверх. Он был уверен, что покорил Амалию не только силой, но и своей неотразимой мужской привлекательностью.
— Конечно, конечно, вы свободны. Однако выслушайте меня. Я уже сказал, что не раз ночами думал о вас, такой сладкой женщине, представлял, как вы будете стонать подо мной, повторяя: «Еще! Еще!» Вы сделаете это для меня, будете ласковой со мной, а я забуду все, что знаю о вашем муже.
Руки Амалии чесались от желания ударить его по губам, но она сдержалась, понимая, что сила на его стороне. Однако, когда она заговорила, в голосе ее звучала ярость.
— Я не уличная девка и не идиотка, чтобы мириться с вашим хамским поведением. Если я услышу от вас хоть слово, порочащее Жюльена, вы получите тотчас расчет. Это я вам обещаю.
— Вы уже пробовали однажды, — усмехнулся Патрик Дай.
— В тот день меня успокоил Жюльен, но сейчас его нет. Мами плохо себя чувствует, поэтому все полномочия по ведению хозяйства она передала мне. Полагаю, работники, которые вас обожают, подчинятся мне, когда я прикажу им вышвырнуть вас вместе с пожитками за ворота? Кроме того, вы догадываетесь, наверное, что Роберт Фарнум поддержит меня, если потребуется его помощь. Итак, месье Дай, если вы действительно дорожите своей работой, вы ко мне больше не прикоснетесь, а будете относиться с не меньшим уважением, чем к собственной матери. Всего хорошего, месье Дай! — С этими словами она с высоко поднятой головой и пятнами праведного гнева на щеках выплыла на галерею. Патрик Дай остался обдумывать свое поведение.
Амалия поднялась к себе в комнату, бросив Айзу в холле, и не выходила оттуда до самого вечера, пока Чарльз не постучал в дверь и не сообщил, что ее ждет посетитель.
На верхней галерее стоял, облокотившись на перила, шериф Татум. Кроме него здесь находился еще Айза, который в полудреме лежал возле колонны, прижав к груди новый блокнот для рисования, который привезла ему в подарок хозяйка.
Увидев Амалию, шериф оторвался от перил и пошел ей навстречу. Он пожал протянутую для приветствия руку, но отказался чего-нибудь перекусить. Вместо этого он вытащил из кармана носовой платок и стал разворачивать его, осторожно извлекая какие-то предметы.
— Мне крайне неприятно беспокоить вас, мадам Дек-луе, — сказал он тихо, — но кто-то должен опознать все это.
Амалия машинально взяла в руки длинные полоски кожи, размокшие от долгого пребывания в воде. Конечно, при других обстоятельствах ни один уважающий себя джентльмен не положил бы даме на ладонь такие вещи. С минуту Амалия смотрела на них, пока не заметила маленькие золотые кружочки с весьма редким узором завитков. Она тихо вскрикнула, поняв наконец, что у нее в руках пряжки с туфель Жюльена. Сомневаться не приходилось: на кружочках была изображена его монограмма.