Безбородко вернулся в Париж. Общих с префектом полиции знакомых у него оказалось достаточно. Из них он остановился на русском посланнике: как-никак посредник солидный.
На официальном приеме в посольстве по случаю приезда в Париж Рейтерна — видного деятеля Министерства финансов Российской империи — посол, подведя Безбородко к префекту полиции, познакомил их и, как бы между прочим, сказал:
— Попросите, граф, господина префекта — он поможет вам находить раритеты.
Префектом парижской полиции являлся Пьер-Мари Пиетри, тот самый, который породил когда-то историю с рукописью.
— Друзьям господина посла всегда готов услужить, — любезно произнес Пиетри.
— Вы меня обяжете, господин префект.
Посол удалился, а Безбородко и Пиетри вступили в разговор. Префект оказался живым собеседником. Рассказывая новому знакомому о людях большого света, он так остроумно и зло стал описывать их пороки, что Безбородко почувствовал себя так, как может себя почувствовать человек возле клетки хищника.
Из посольства они вышли вместе. Первой подали карету префекта. Он уже поставил на ступеньку ногу и тут, вспомнив, спросил:
— Какие же раритеты интересуют вас?
— Всякие, господин префект, лишь бы были настоящие.
— В таком случае, приглашаю вас к себе в префектуру завтра в двенадцать.
Карета отъехала. Безбородко улыбнулся: его рассмешило совпадение — во все полиции приглашают на завтра в двенадцать.
В назначенное время Безбородко вошел в приемную префекта парижской полиции. К нему тут же приблизился напомаженный щеголь в широком, с узкой талией сюртуке.
— Граф Безбородко? — спросил он.
— Господин префект поручил мне сопровождать вас по антикварам и аукционам. Моя фамилия Бомель.
— А самого господина Пиетри могу я видеть?
— Увы, нет… Господин префект просил извинить его.
— Тогда, господин Бомель, если вы располагаете временем…
— Я, граф, свободен всегда: это моя профессия.
Они отправились на аукцион. Безбородко повезло: купил прекрасную коллекцию бисерных вышивок. На радостях он пригласил Бомеля к себе домой. Анмари пришла от него в восторг: Бомель говорил без умолку, с увлечением и не рассказывал, а, скорее, играл, все представляя в лицах.
С того раза повелось так, что Бомель заезжал за Безбородко почти ежедневно, и они отправлялись на розыски. Безбородко накупил массу ненужных вещей и, хотя знал, что ловкий Бомель получает у антикваров двадцать процентов с каждой покупки, все же покупок не прекращал: ему казалось, что, прекрати он связь с Бомелем, порвется и связь с префектом.
Прошло недели две, и однажды утром вместо Бомеля явился посыльный с письмом:
«Мадам и месье Пиетри приглашают графиню и графа Кушелева-Безбородко на чашку чая…»
Анмари отказалась от визита «к какому-то Пиетри!» Безбородко не настаивал — он отправился один.
Жил Пиетри на казенной квартире, обставленной казенной мебелью, добротной и неуютной. В столовой был сервирован чай по-русски — с водкой, вином и закусками. Даже серебряный самовар оказался на столе. За самоваром сидела красивая, хотя и немолодая жена Пиетри. Была ли она близорукой или такая манера казалась ей более аристократической, но она все время щурила глаза и притом говорила протяжно и певуче, с остановками, что уж вовсе не шло к ее довольно энергичной наружности.
— Да, — сказал Пиетри в ответ на извинения Безбородко, — русские дамы трудно переносят наше знойное лето.
— А Пьер-Мари, — вмешалась мадам Пиетри, — у вас в Петербурге чуть не замерз. Правда, мой друг?
— Правда, Сюзанн. Зима у них суровая. Как, впрочем, и люди.
— Неужели вы и со своими женами суровы?
— О нет, мадам, не всегда. Только тогда, когда они этого заслуживают.
— А правда ли, мой граф, что у вас людей обменивают на собак? Я прочитала про это в книжке месье Хуана Валера, я не поверила.
— Увы, мадам, это случалось.
— Можешь успокоиться, Сюзанн: в России скоро перестанут обменивать людей на собак. Кстати, граф, у вас, по слухам, опять усилились разногласия в комиссии: там уже предлагают освободить крестьян без выкупа и с земельным наделом.
— Вот это, господин префект, было бы ужасно!
