Перед Синим залом, где помещались офицеры дежурной роты, Дубельт остановился.
— Поговори-ка с офицерами, узнай подробнее о вчерашней истории, — сказал он поручику на ухо и тем же строевым шагом направился дальше.
Оржевский постоял немного, провожая взглядом удаляющегося начальника, и, переложив портфель в левую руку, правой раскрыл тяжелую дверь.
В Синем зале было серо от табачного дыма. Вдоль стен стояли кожаные диваны. В углу, где два дивана образовали букву «Г», за круглым столом играли в карты. Человек восемь офицеров следили из-за спин сидящих за игрой.
На приветствие жандармского поручика ответили корректно, не обнаруживая, однако, желания вступить в разговор. Оржевский не удивился: он знал, что гвардейцы недолюбливают жандармов.
Не выпуская из рук портфеля, он подсел к поручику фон Тимроту, который, сидя на диване, наблюдал за игрой.
— Весело было вчера? — спросил Оржевский своего соседа.
— Сначала да, — ответил фон Тимрот сухо, — а вот потом…
— Слышал… Бояринов отличился. Но почему он вспылил?
— Пьян был.
Один из игроков поднялся из-за стола.
— Голова трещит, — сказал он.
— Поручик Оржевский, — официальным тоном обратился к жандарму банкомет, — место очистилось. Не угодно ли за четвертую руку сесть?
— Меня могут скоро позвать.
— Вы разве этикета, поручик, не знаете? Вы нужны будете своему патрону ровно через тридцать минут.
Дворцовые порядки Оржевский знал хорошо. В кабинет к императору можно было входить только с пустыми руками. Сначала шел устный доклад, и лишь после него Николай давал разрешение допустить адъютанта или секретаря с портфелем.
— Где наше не пропадало! — лихо ответил Оржевский. — Сдавайте, капитан, а я отлучусь на одну минуту. — Взял под мышку портфель и вышел из комнаты.
Вскоре вернулся, прислонил портфель к спинке дивана.
— Поехали на курьерских! — сказал он и взял со стола уже сданные ему карты.
Игра сразу оживилась; ставки росли. Оживились и стоявшие сзади наблюдатели: каждая удача за круглым столом вызывала гул одобрения, промах — взрыв возмущения.
Явился Олсуфьев. Он увидел жандарма, подошел было к нему, но свернул с полпути и прилег на первый рядом с дверью диван.
— Козлик! — позвал капитан. — Ко мне в долю!
Олсуфьев не откликнулся. Его то знобило, то в жар бросало. Приближалась минута, когда он падет на колени перед царем… Ночью, думая об этой минуте, он был уверен, что нужные, горячие и убедительные слова появятся сами собой, а вот сейчас, когда маленькая стрелка на часах неумолимо приближалась к цифре «8», исчезли даже те слова, которые были заранее подготовлены…
— Поручика Оржевского в приемную! — плацпарадным голосом объявил камер-лакей, появившийся в дверях.
Оржевский бросил карты на стол, сгреб свои деньги, вытер руки платком и, взяв портфель с дивана, поспешил в приемную.
Там уже ждал его Дубельт.
— Мог бы поторопиться, — сказал он укоризненно, принимая портфель из рук раскрасневшегося поручика.
Дубельт вернулся в царский кабинет.
— Ваше величество, вот рукопись, — сказал он, подойдя к письменному столу.
Он раскрыл портфель, пошарил в нем рукой и… обмер. Его лицо окаменело, в глазах застыл такой ужас, словно рука его угодила в пасть тигра.
Николай понял, что рукописи в портфеле нет, но в это мгновение его больше занимал Дубельт, чем рукопись. Император Николай старался внушить страх всем, с кем сталкивался по делу, но такого глубокого, беспредельного страха он еще не видел ни в чьих глазах.
— Что случилось? — спросил он после долгого молчания.
Придя в себя, Дубельт еще раз проверил содержимое портфеля — рукописи не было.
— Вчерашнее происшествие, видимо, разволновало меня больше, чем я предполагал, и в волнении я забыл положить рукопись в портфель.
Дубельт знал, чем и как можно отвлечь внимание своего государя от опасной темы: Николай, распространяя вокруг себя страх, сам вечно жил в постоянном страхе.
— Какое происшествие?
— Семеновцы чествовали вчера господина Пиетри. Как известно вашему величеству, господин Пиетри был в очень недавнем прошлом якобинцем. В искренность его раскаяния мои парижские агенты не верят. С первого дня его приезда в вашу столицу меня интересовало, что он ищет у нас. И вот вчера у семеновцев господин Пиетри попытался вести неблаговидные, в ущерб вашей державе, разговоры…
