Да и что вообще есть в нас хорошего, как не способность и склонность привлекать к себе средства внешнего мира и ставить их в услужение нашим высшим целям? Я могу обратиться к самому себе и скромно высказать свои чувства. Правда, в течение своей долгой жизни я сделал и осуществил кое — что, чем я мог бы, пожалуй, хвалиться. Но что собственно, рассуждая честно, было моим, кроме способности и склонности видеть и слышать, различать и выбирать, а затем с некоторым умом оживлять и с некоторым искусством передавать увиденное и услышанное? Я обязан своими произведениями отнюдь не одной моей собственной мудрости, но тысяче вещей и лиц, давших мне материал для них. Приходили ко мне невежды п мудрецы, светлые и ограниченные умы, детство, юность и зрелый возраст: все говорили мне о том, что они думают п чувствуют, как они живут и действуют, и какой опыт они скопили себе; мне же оставалось только приступать к делу и пожинать то, что посеяли для меня другие.
Да и в сущности не важно, из себя ли или от других берет что — либо человек, через себя или через других он действует: вся сила в том, чтобы обладать большой волей, уменьем и упорством в ее осуществлении; все остальное безразлично. Мирабо был поэтому совершенно прав, пользуясь, насколько это удавалось ему, впешним миром и его силами. Он обладал даром различать таланты, и таланты притягивались демоном его властной натуры, добровольно отдаваясь ему и под его руководство. Он и был всегда окружен массой превосходных людей, которых он воспламенял своим огнем и пускал в ход для достижения намеченных им высших целей. И в том, что он умел действовать с другими и через других, — в том и состоял его гений, его оригинальность, его величие [59]).
(Сорэ, 17.2.1832)
