Она говорила про плевки и блевотину, а он смотрел на ее длинное тело: девушка лежала перед ним не закрываясь, без стыда, подставляя себя под взгляд, точно это тоже входило в ее обязанности - дать себя рассмотреть.
- Ты, это была ты, я тебя видел в церкви.
- Когда?
- Очень давно, у Николы Обыденного, на всенощной. Да-да, это была ты, я теперь точно знаю. Я вспомнил все, я теперь даже платок твой вспомнил. Ты в платке была - совсем другая, чем тогда на выставке, где мы познакомились. Мне то твое лицо - из церкви - по-другому помнилось. Теперь все вижу ясно - ты была с Леонидом Голенищевым. Я помню, как ты на него смотрела.
- Не надо вспоминать об этом, - сказала она, - ты не должен.
- Почему?
- Я была маленькая. Это не я была. Мне тогдашней, той себя, стыдно. Знаешь, - сказала она быстро, - я могла стать хуже, чем есть. Бог, то есть религия, это было единственное, что меня тогда поддержало. Я могла плохой стать - и мне надо было начать служить.
- Я не понимаю, - сказал Павел.
- Я потому и Маркина в мужья выбрала, что он старый и ему домработница нужна была. Он в лагере похудел на двадцать килограмм, я его выхаживала. Варила бульон, терла морковку. Я служить хотела, как медсестра, как монахиня. Вокруг меня были какие-то пустые мальчики. Я хотела так уйти от всех, чтобы служить - и забыть жизнь. В госпиталь, в монастырь. И ушла к старику- диссиденту. Я должна была именно такого выбрать! - страстно сказала она, и Павла поразила сила в ее голосе. Она произносила слова с напором, истово.
- Разве не он тебя выбрал?
- Он - меня? - она посмотрела так, что понятно стало: это она всегда выбирает, - Я потому и крестилась, и начала в церковь ходить, потому и Маркина выбрала, чтобы уберечься от всех этих мальчишек.
- Разве нужна схима, чтобы беречь себя? - спросил он.
- Ты думаешь, легко быть красивой? Впрочем, что же я спрашиваю? Ты должен знать лучше других - ты создаешь красоту каждый день. Обними меня, - сказала девушка, - я не помню своей жизни. Помню тебя на той давней выставке. Больше ничего не было.
И опять прятали друг в друга свои лица, и опять Павел почувствовал, что эта женщина рождена для него, просто ее долго скрывали. Ее отдавали замуж за других мужчин, укладывали в чужие постели - ее, которая всегда принадлежала ему. И каждым объятием он словно выправлял то, что время сделало неправильно, он вправлял сустав у времени, - и однажды он спросил у Юлии Мерцаловой:
- Как ты понимала, что делаешь неправильно?
- Я сразу вижу ошибку.
- Что ты называешь ошибками, скажи?
- Несоответствия, так точнее. В словах, в вещах и в людях тоже. Смотрю на человека - и вижу, что в нем неправильно. Вот простой пример. Лиза Травкина - жена Павла Рихтера. Разве это сочетается? Я смотрела и не понимала, для чего она тебе: челочка, серые глазки? Глядела и думала: как бессмысленно они поставлены рядом.
- Неужели, - спросил Павел, - ты сразу увидела?
- Издалека, - сказала девушка, - Но как же я завидовала Лизе. Завидовала ее сонной добродетели - без соблазнов, без ошибок. Она сама - недоразумение, но ошибок в жизни не делала. Как я мечтала прожить жизнь некрасивой сероглазой девушки, у которой нет кавалеров.
- Когда я познакомился с Лизой, у нее был кавалер, - сказал Павел, которому сделалось обидно за Лизу, - за ней ухаживал нелепый мальчик, оформитель. Тогда я не знал, что такое ревность, - добавил Павел, - мне казалось, я ревную к Вале Курицыну.
- Валя Курицын! - и Юлия Мерцалова рассмеялась, - низенький, вертлявый Валя Курицын. Ты выбрал себе соперника.
- Знаешь его?
Она засмеялась презрительно, и Павел не стал более спрашивать: понятно было, что пустой Курицын, ничтожество Курицын - не ровня этой стремительной девушке. Но другие, другие? И, глядя на каждого мужчину, он думал: да, и этот мог быть ее любовником, и тот тоже. Нет, скорее всего, не этот, но вдруг - вон тот?
Теперь ему хотелось знать о ней все, хотелось всегда говорить о ней. Не удержавшись, Павел рассказал о стриженой девушке своей жене, Лизе. Мы видели ее несколько раз: на выставках и в гостях, сказал Павел. Ты ее не запомнила? Высокая стриженая девушка, Юлия Мерцалова, она замужем за диссидентом Маркиным. Он старик, а она наша ровесница. Очень красивая и совсем необычная.
