- Как же так могло получиться, что ты была с этим Леонидом, как?
- По глупости, - сказала стриженая девушка.
- По глупости? - и, представляя себе вальяжного чернобородого Леонида, рассуждающего про квадратики и полоски, Павел закрывал глаза.
- Хорошо тебе говорить. Ты не представляешь, что люди могут быть обыкновенными. Тебе Бог велел быть художником, - и она целовала его в ладонь. - Как я люблю твою руку. А вот мозоль, это от кисти?
- Да, - сказал Павел, - от кисти. В это место кисть упирается при работе.
- Покажи мне, как надо держать кисть.
- Вот так, - и он привычным движением принял в ладонь кисть, - видишь: так фехтовальщики держат шпагу.
- Вот так ты держишь кисть каждый день?
- Да.
- Господи, спасибо тебе, - и она снова целовала его в ладонь, а Павел не отнимал руки. - Ты видишь. Он позвал тебя, дал тебе дело. А меня никто не звал, я сама выдумала, чем заниматься.
- Чем? - спросил Павел.
- Тебе будет смешно.
- Скажи.
- Я всю жизнь хотела быть редактором.
- Редактором, - удивился Павел, - редактором в газете?
- Не всем же быть гениями.
- Исправлять чужие ошибки? Зачем?
- Да, исправлять чужие ошибки, делать так, чтобы все было правильно.
- Не понимаю.
- Я умею исправлять ошибки. Я была редактором самиздата - тогда, давно. Я люблю делать правильно.
- Что делать?
- Все. Лизу свою спроси, - сказала девушка с усмешкой, - как я учила ее варить суп. Спроси свою Лизу.
- Ты знаешь Лизу?
- Мы встречались в одном доме. Давно. И потом Лиза два раза приходила ко мне - но я жила очень бедно, со мной неинтересно было дружить, - девушка засмеялась; она лежала на диване голая, не прикрывая себя ни одеждой, ни рукой, и смеялась, откинув голову, - совсем неинтересно было со мной дружить. Она научилась у меня варить суп - и больше никогда не приходила. Скажи, Лиза хорошо варит тебе суп? Мне нравилась Лиза, но она никогда ничего не умела и не хотела уметь.
- Ты жила бедно? Что это значит? Мы все жили бедно, - Павел не стал отвечать про суп.
- Я мыла полы в школе напротив дома и на Казанском вокзале мыла полы. Знаешь, это неплохое занятие. Если сосредоточиться, думать о чем-нибудь другом, то не заметишь, как вымоешь все лестницы. Это совсем нетрудно. А по ночам перепечатывала статьи диссидентов. Самолюбивые статьи пустых людей. Я напечатала тысячи страниц. На тонкой кальке, чтобы можно было скатать в трубку и незаметно провезти через границу. Их отправляли с иностранными корреспондентами в Мюнхен и в Париж, и там выходили бессмысленные самолюбивые альманахи, журналы, книги. Я их знаю еще в рукописях.
- А зачем ты печатала, если тебе не нравилось, что они пишут?
- Потому, что каждый должен исполнять свои обязанности. Это была моя обязанность. Меня просили напечатать за ночь двадцать страниц. Иногда сорок. Однажды шестьдесят. Это было невозможно, но к одиннадцати утра я закончила. А утром пошла мыть пол в школу напротив.
- Что было противнее? - спросил Павел.
- Я бы хотела редактировать эти тексты. Все можно сделать лучше. Даже лестницы в школе, даже зал ожидания на Казанском вокзале можно отмыть. Все плюют на пол и проливают пиво - но ты можешь отмыть и отскрести добела.
- А потом опять наплюют и прольют пиво.
- Значит, опять нужно взять ведро и тряпку. Надо выполнять свои обязанности. Просто девушки не любят это делать.
- Да, - сказал Павел и вспомнил Лизу, которая спала до позднего утра, - девушки не любят, и никто не любит.
- Я люблю редактировать, - сказала стриженая девушка.
- Но современные газеты сделать лучше нельзя. В них ни слова прочесть невозможно. Ты в них заглядывала?
- Какая разница, о чем пишут. Говорю тебе: я не гений, не такая, как ты. Это ты знаешь, что сказать, - я нет. Я просто буду следить за тем, чтобы грамотно говорили. Чтобы существительное стояло в нужном падеже, глагол в нужном спряжении.
- И тебе безразлично, какую мерзость они пишут?
- Я не могу содержание изменить. Но я могу сделать речь более грамотной - тогда содержание изменится тоже.
- Никогда, - сказал Павел, - никогда содержание не переменится.
- Я не могу отменить расписание поездов на Казанском вокзале, - сказала девушка, - и не могу запретить плевать на пол. Но я могу каждый день мыть пол на вокзале и вылизывать плевки.
