Я легко себе представил, как у Картера Стентона затряслись поджилки от сердитого взгляда этого гиганта под два метра ростом, могучего, словно каменная башня, с крупными, мужественными чертами лица и копной жестких кудрявых волос.
Последняя нота плавно оборвалась, как и полагается при исполнении блюза.
— Прекрасная музыка, — восхищенно заметил я. Пит Себастьян опустил трубу и медленно открыл глаза. По его лицу я понял, что мое замечание на него впечатления не произвело.
— Бар еще не открыт, дружище, — раскатистым густым голосом с бархатным тембром ответил он. — Слушать, как я играю, разрешается только сидящим в баре клиентам за стаканом их паршивого коктейля. Мне, всю ночь напролет обливающемуся потом, платят именно за это!
— Мне нравится, как вы играете, Пит, но я сейчас здесь не для того, чтобы слушать вашу музыку. Я пришел для разговора.
— Для этого, по крайней мере, должно быть двое, дружище, — равнодушно произнес он. — Что касается меня, то я пойду приму душ и хоть немного отдохну. А вы можете побродить по бару и поговорить сами с собой. Ничего не имею против.
— Кто-то грозится убить Картера Стентона, — спокойно заявил я, словно не слышал его слов. — Стентон полагает, что потенциальным убийцей можете оказаться и вы, поскольку считаете его виновным в гибели вашей сестры.
Пит снова приложил трубу к губам и издал громкий протяжный звук.
— Полицейский сыщик? — спросил он и провел языком по губам. — С кокардой и всеми остальными атрибутами?
— Нет, частный детектив, которого, опасаясь за свою жизнь, нанял Стентон. Меня зовут Холман — Рик Холман.
— А мое имя вам известно, — небрежно бросил трубач.
Он не протянул мне руку, и я понял, что общаться с ним будет нелегко. Я молча наблюдал, как он вынул из трубы мундштук, тряхнул им и осторожно, словно мать, укладывавшая своего младенца в колыбель, положил инструмент в футляр. Затем музыкант закурил сигарету и, чтобы удостовериться, не ушел ли я, краем глаза посмотрел в мою сторону.
— Может, вы действительно намерены убить Стентона, а может, и нет, — безразличным тоном заметил я, — но в любом случае мы должны переговорить.
— О'кей, — согласился он и слегка вздохнул. — Но только не здесь, дружище. Я никогда не провожу свое свободное время в этом гадючнике.
Мы зашли в бар, расположенный неподалеку от клуба, и отыскали тихий уютный столик. Когда нам подали напитки, Себастьян вытащил из кармана пачку сигарет, повертел ее в руке, затем убрал обратно в карман и достал серебряный портсигар. Открыв его, он воровато пошарил в нем пальцами, извлек толстую сигарету и быстрым движением вставил ее в уголок рта. Сигаретный табак был черного цвета, и когда Себастьян закурил, я почувствовал очень резкий запах. Он сделал три глубоких затяжки и немного расслабился.
— Вы так всегда свободно курите марихуану? — небрежно спросил я. Пит нахмурился:
— Не будьте занудой, дружище. Вы разговариваете со мной как настоящий сыщик!
— Если один из них войдет в бар, то сразу же почует, что здесь балуются “травкой”, — укоризненно произнес я.
— Да-а, — выдавил трубач. — Вы правы. Он еще три раза быстро затянулся и поспешно вдавил бычок в стоявшую на столике пепельницу.
— По словам Стентона, вскоре после открытия клуба он обнаружил, что ваша сестра наркоманка, — начал я. — Поэтому он ее и уволил. Спустя месяц она забралась в ванну и перерезала себе вены. Стентон удивлен, почему в ее смерти вы вините его. Это так, Пит?
Себастьян чуть опустил руку, в которой держал мартини, и злобно посмотрел на меня.
— Вы работаете на него, дружище? Если Стентон это утверждает, — он пожал огромными плечами, — значит, так оно и есть.
— Не надо умничать, — холодно возразил я. — Я должен предотвратить убийство. За это мне платят. Что вовсе не значит, что Стентон мне нравится или что я верю всему, что он мне рассказывает. Единственно, чего я хочу, это узнать правду и выйти на того, кто в конце месяца собирается проводить Стентона в последний путь.
— Если похороны состоятся, то это будет незабываемое зрелище! — ухмыльнулся Пит. — Дружище, по такому случаю на его поминках я сыграю бесплатно. От кладбища до его дома мы пройдемся в диксиленде! Боже! С каким удовольствием я поучаствовал бы в его похоронах! — Его глаза радостно засияли.
