Отец Себастьян замолчал, а потом задал вопрос, который до этого момента оставался незатронутым.
– Должно быть, вы обсуждали эту смерть в своем кругу. Что по этому поводу думают студенты?
Вопрос Рафаэлю не понравился, и ответил он не сразу.
– По-моему, большинство считает, что Рональд покончил жизнь самоубийством.
– Почему? У вас были на то основания?
– Нет, отец, не думаю, – ответил Рафаэль после еще более продолжительной паузы.
Отец Себастьян подошел к рабочему столу и стал просматривать какой-то листок.
– Как я вижу, в выходные в колледже будет довольно пусто. Остаются только четверо. Объясни, пожалуйста, почему так много студентов уезжает, учитывая, что семестр едва начался?
– Трое студентов разъехались по приходам, отец. Руперта попросили прочитать проповедь в церкви Святой Маргариты, и, по-моему, два человека едут, чтобы его послушать. У матери Ричарда пятидесятилетие совпало с двадцать пятой годовщиной свадьбы, и он специально отпросился. Потом, как вы помните, Тоби Уильямс официально вступает в должность в своем первом приходе, и многие отправились его поддержать. В результате остаются Генри, Стивен, Питер и я. Я надеялся уехать сразу после повечерия. На формальную часть уже не успею, но хочется поприсутствовать на первой приходской литургии Тоби.
– Да, все сходится, – сказал отец Себастьян, все еще изучая документ. – Можешь уехать сразу после проповеди архидьякона. А разве у тебя нет урока греческого с мистером Грегори после воскресной службы?
– Мы уже договорились, отец. Он найдет для меня время в понедельник.
– Отлично, Рафаэль, тогда, думаю, на эту неделю все. Ты можешь забрать свое эссе. Там, на столе. Ивлин Во писал в одной из книг о путешествиях, что считает теологию некоей упрощающей наукой, в соответствии с которой туманные и неуловимые идеи делаются ясными и точными. Чего нельзя сказать про твое эссе. И ты неверно применил слово «копировать». Это не синоним слова «подражать».
– Конечно, нет. Простите, отец. Я могу вам подражать, но вряд ли получится вас скопировать.
Чтобы скрыть улыбку, отцу Себастьяну пришлось отвернуться.
– Настоятельно рекомендую не пытаться проделать ни то ни другое.
Улыбка не исчезла, и когда за Рафаэлем закрывалась дверь. Только потом директор понял, что так и не получил от молодого человека обещания хорошо себя вести.
Слово Рафаэль сдержал бы, вот только он его не дал. Выходные обещали быть сложными.
7
Дэлглиш вышел из квартиры, окна которой смотрели на Темзу в районе причала Куиншит, еще затемно. Само здание, переоборудованное под современные офисы для финансовой корпорации, прежде служило складом, и запах специй, мимолетный, словно воспоминание, все еще витал в просторных, обшитых деревом комнатах на верхнем этаже с небольшим количеством мебели, которые он занимал. Когда дом продали для реконструкции, он оказал решительное сопротивление попыткам будущего владельца выкупить его долгосрочную аренду. В конце концов, когда Дэлглиш отклонил и последнее предложение – а цена была непомерно высока, – застройщики признали поражение, и верхний этаж остался нетронутым. Теперь у Дэлглиша в распоряжении имелся, за счет компании, свой собственный скромный вход сбоку здания и личный надежный лифт прямо до квартиры. Квартплату за это повысили, но и аренду продлили. Коммандер подозревал, что в результате здание стало еще больше соответствовать требованиям владельца, а наличие на верхнем этаже старшего офицера полиции давало ночному сторожу убаюкивающее, хотя и иллюзорное чувство безопасности. Дэлглиш же сохранил то, чем дорожил: уединенность, пустые нижние этажи по ночам, почти полное отсутствие шума днем и прекрасный вид на изменчивую жизнь Темзы внизу под окнами.
Он поехал на восток через Сити к Уайтчепел-роуд, направляясь к шоссе A12. Даже в такую рань – было только семь утра – на улицах уже появились машины, а офисные работники небольшими группками выходили со станций метро. Лондон никогда не засыпает полностью, и коммандеру нравилось это утреннее затишье, первые признаки жизни, которая через пару часов забурлит, легкость, с которой можно было ехать вдоль свободных улиц. К тому времени как он добрался до шоссе A12 и вырвался из щупалец Истерн-авеню, первые розовые проблески на ночном небе переросли в ясную белизну, а поля и изгороди озарились светящимся серым, в котором деревья и кусты казались выписанными с полупрозрачной нежностью японской акварели, понемногу достигая отчетливости и приобретая первые богатые краски осени. Ему пришло в голову, что именно в это время года надо любоваться деревьями. Лишь весной они несут большее очарование. Листья еще не опали, и сквозь дымку увядающего зеленого, желтого и красного проглядывали темные части сучьев и веток.
