Они стояли около пузатого торгового корабля — сухогруза средних размеров, некогда годного, скорее всего, для долгих плаваний с небольшим, но дорогим грузом. На взгляд Нистура, корпус неплохо сохранился и явно носил следы бережливой обработки в последнее время. Как и у всех кораблей в этом мертвом порту, у этого отсутствовали давно спиленные мачты, которые заменила дымовая труба. Струйки дыма над нею выглядели более чем гостеприимно — так казалось уставшему и замерзшему Нистуру. Бледножелтый свет лился из иллюминаторов в борту судна.
Ракушка громко постучала в дверь.
— Эй, старик! Впусти меня! — крикнула она и повторила довольно бесцеремонный стук.
Дверь приоткрылась, выпуская на покрытое снегом дно залива полоску света.
— Кто там? А, Ракушка, это ты? С тобой что-нибудь случилось?
Нистур не видел говорящего, скрытого за створками двери.
— Не со мной. Тут человек, которому чертовски плохо. Не посмотришь, что с ним?
— Думаю, что да. Заносите его.
Хозяин отступил с прохода, в который тотчас же шмыгнула карманница.
Нистур, пошатываясь под тяжестью тела, стараясь не задеть за дверные косяки, последовал за ней. Войдя, он оказался в переднем отсеке трюма. Толстые шпангоуты полукружиями уходили к потолку, на котором выделялись лежащие крест-накрест балки. Освещалось это пещероподобное помещение подвешенными к потолку на крючьях судовыми лампами.
— Ну, что с ним, ранен в поединке? Хозяин оказался мужчиной весьма почтенного возраста, с совершенно седыми волосами и бородой.
— Нет, ни царапины, — ответил Нистур. — Его тут подкосил Приступ какой-то странной болезни, а моя подружка сказала, что ты понимаешь толк во врачевании.
— Я всего лишь скромный ученик, лишь кое-что понимающий в этом деле. Зовут меня Станбог, и я не сказал бы, что достоин носить звание лекаря…
— Старик, толстяк хорошо заплатит, — сказала Ракушка, желая помочь делу. — У него полно денег, он ведь наемный у… ой! — воскликнула она, почувствовав железную хватку Нистура на своем плече.
— Я — поэт по имени Нистур и друг этого несчастного человека. Пожалуйста, помоги ему, чем сможешь.
— Я постараюсь. Сделаю, что смогу, независимо от платы. Мирса! Отнеси беднягу в кабинет и сними с него эту змеиную шкуру.
Откуда-то из темноты в комнату вошла женщина. Она была намного выше Нистура, с широким, скорее, по-мужски красивым лицом. По ее плечам спускались две толстые косы из странно перемешанных рыжих и светло-золотистых волос. Она явно была родом из какого-то варварского племени, но Нистур так и не смог определить какого, хотя и считал себя знатоком географии и разных народов.
Нистура поразило, с какой легкостью она приняла с его плеча безжизненно висящее тело солдата. Ее мощное, красивое, как у храмовой статуи, тело плотно облегали кожаные одежды. Даже рисунки, украшающие этот наряд, казались татуировкой на ее собственной коже. Как бы ни была тяжела сама женщина, сколько бы ни весила ее ноша, но ни звука не донеслось из-под ее отороченных мехом сапог, когда она шла по дощатому полу к двери в другое помещение.
— Сейчас я его осмотрю, — сказал лекарь. — Проходите, погрейтесь.
Убийца и воровка проследовали за стариком внутрь судна и по деревянному трапу поднялись в другую комнату, бывшую некогда, по всей видимости, капитанской каютой. В ней были окна с литыми стеклами, вдоль тяжелого деревянного стола стояли резные скамьи, а главное — в углу весело гудела сложенная из кирпичей печь, подмигивающая огоньками сквозь отверстия в заслонке.
Нистур снял с себя шляпу и плащ, повесив их на крюк, на котором в прошлом, видимо, висела штормовая накидка капитана. Сняв с плиты медный кувшин, Станбог плеснул теплого вина в кубки и протянул их гостям.
— Премного признателен, — сказал Нистур, отхлебнув и почувствовав, как вино начинает делать свое дело. — Ума не приложу, что случилось с моим другом. Только что он дрался, как… в общем, был весел и здоров и вдруг — задрожал, руки и ноги отказались служить ему, даже голос пропал. Похоже, он может только дышать.
Да, еще глаза. Они не пусты. Я уверен, что парень в сознании.
— Ясно, — сказал Станбог. — А никаких признаков болезни раньше не было заметно?