Потрясенная и встревоженная Минни оказала ей всю возможную помощь и, когда спазмы прекратились, вытерла рвоту на свой спокойный, методичный манер. Лоис, белая, как ее платье, сидела на маленьком жестком стуле, единственном, какой там был. Черты ее лица заострились, нежная кожа покрылась потом, однако когда Минни отвернулась от раковины, она сделала глубокий вдох и сказала:
– Мне уже хорошо.
– Помочь вам подняться по лестнице?
Лоис снова глубоко вдохнула и ответила:
– Нет, я не нуждаюсь в помощи. Все в порядке. Только погоди минутку.
– Подать вам что-нибудь?
– Немного воды…
Сделав два или три глотка, она выпрямилась.
– Мне уже хорошо – плохо не будет. Не могу понять, что со мной случилось. – Лоис нахмурилась. – Наверно, дело в грибах. Миссис Мэнипл, видимо, стала неосторожной. Ей эта работа уже не по возрасту. Нужно будет поговорить об этом с Джимми.
Минни Мерсер понимала, что говорить ничего не следует, однако на ее лице отразилось искреннее огорчение, и этого оказалось достаточно. Лоис тут же вспылила:
– Конечно, ты будешь ее защищать! Даже если она меня отравит! Но ведь на моем месте мог оказаться Джимми! Тогда бы ты не была такой спокойной, не жалела бы так миссис Мэнипл!
– Миссис Леттер…
На этом мягкий протест Минни оборвался.
Лоис встала, держась за спинку стула.
– Я сейчас не в состоянии спорить. Поднимусь к себе в комнату… Нет, ты мне не понадобишься. Возвращайся в гостиную. И ни слова никому – слышишь? Ни единого. Если я не спущусь через десять минут, поднимись ко мне. Но рвота больше не повторится – я в этом уверена. Просто не могу вернуться туда в таком виде.
И действительно, минут через десять Лоис открыла дверь гостиной и вошла. Ее белое платье струилось за ней, а на щеках розовел легкий румянец. Для Джимми и Элли Стрит она выглядела совершенно так же, как за обедом. Даже Минни не заметила почти никаких следов произошедшего. Джулия подумала: «Будь оно все проклято – она красива!»
Энтони изучающе посмотрел на Лоис, когда она проходила мимо. Сейчас румянец у нее не свой – он мог бы поклясться. А вот в столовой, несомненно, был свой. Он задался вопросом, с чем это связано…
Джулия погасила свет, подождала, пока к ней не вернулась способность видеть, и уверенно подошла к окну. Раздернула шторы и выглянула наружу. Три окна, выходивших на боковую сторону дома, были открыты настежь, и ночной воздух вливался в комнату приятным мягким приливом. Небо было ясным, но луна еще не взошла. За маленьким, строго распланированным садом чернели таинственные силуэты деревьев. Ветра не было. Под ясным небом все замерло.
Кровати ее и Элли стояли рядом. Джулия подошла к своей и легла, высоко подложив под голову подушки. Обе ждали этого момента: Элли – чтобы говорить, а Джулия – чтобы слушать. Когда она устроилась, Элли взяла ее за руку.
– О, Джулия…
Это был вздох полнейшего облегчения. А потом вдруг Элли расплакалась.
С утра до вечера, в течение многих дней у нее на душе копились слезы, и ночью она не смела их проливать. Это значило бы расслабиться, и она боялась, что потом не сможет взять себя в руки. Лишь теперь, когда рядом была сестра, дело обстояло иначе. Можно было поплакать, а когда Элли прольет достаточно слез, Джулия ее остановит.
Джулия дала ей поплакать, держа ее за руку и ничего не говоря, просто находясь рядом. Она была рядом всю их жизнь, и для Элли ее присутствие означало безопасность. Джулия всегда была ведущей, а она ведомой. Сестра вовлекала Элли в приключения и чудесным образом вызволяла из них. Где-то в глубине души Элли отчаянно держалась за мысль, что Джулия сумеет вызволить ее из создавшихся обстоятельств, и это было уже для нее не приключение, а угроза всему самому дорогому. Даже теперь, плача, она чувствовала исходящие от Джулии теплые волны утешения.
Вскоре она услышала голос Джулии, тоже теплый и настойчивый:
– Элли, хватит плакать.
– Я думала… у меня…
– Ну так прекрати! Платок у тебя есть?
– Да, – ответила Элли со всхлипом, выпустила руку Джулии, полезла под подушку, достала его и высморкалась.
– И больше не плачь! Скажи, в чем дело.
