Де Кок потер свой широкий подбородок.
— Предполагаю, что для этого у меня нет никаких фактов. Очень странно: сегодня в Академической больнице Луиза де Колиньи на мой вопрос, знает ли она Сюзетту де Турне, ответила: «Нет, нет, я ее не знаю. Хотя я где-то слышала это имя». Это соответствует тому, что сказал Поль, он ведь заявил, что узнал имя Сюзетты де Турне со страниц репортажа из полицейского управления. Возможно, что и Луиза прочла этот репортаж, где упоминалось имя Сюзетты де Турне.
Фледдер поморщился.
— Все это дурно пахнет!
— Ты прав, Дик, — согласился де Кок, — это дурно пахнет. Вопрос только в том… откуда исходит этот запах. У меня такое чувство, что пройдет немало времени, пока мы отыщем медвежью берлогу.
Они помолчали, углубившись в свои мысли. Несмотря на то, что приближался самый длинный день в году, за окном было уже совсем темно.
Уличный шум проникал через полуоткрытые рамы. Узкая Вармусстраат была полна народа. Пьяный амстердамец пел с иорданским[1] акцентом печальную песню о любви и смерти. Где-то тявкала собака, молодая проститутка пронзительным голосом сыпала проклятия на голову скупого клиента.
Фледдер повернулся к де Коку.
— Жан де Турне, — сказал он, — пребывает, как он говорит, в твердом убеждении, что Луиза де Колиньи ответственна за смерть его дочери Сюзетты.
— И что же?
— Жан де Турне, как мы установили, является владельцем светло-голубого «мерседеса».
Де Кок улыбнулся.
— И что из этого следует?
— Вы напрямую обвинили его в попытке убийства в Утрехте?
— Да, я это сделал.
Фледдер вскинул вверх руки.
— И что он вам на это сказал?
Де Кок потер мизинцем переносицу. Этот жест означал, что он готовит какой-то сюрприз.
— У Жана де Турне, — сказал он улыбаясь, — твердое алиби. Есть человек, который может засвидетельствовать, что вчера вечером после визита в наше управление он не покидал своей квартиры на Бетховенстраат.
— Кто этот человек?
На лице старого инспектора мелькнула лукавая улыбка.
— Рихард Бернард… отец убитой Стеллы.
На следующее утро, как всегда, с получасовым опозданием де Кок вошел в комнату следователей. Он весело расхохотался, когда по обыкновению кинул шляпу на вешалку и не попал на крючок. Он снял старый плащ, поднял шляпу и проследовал к своему столу.
Фледдер выглянул из-за пишущей машинки.
— У вас предстоит горячий денек!
Старый инспектор недоуменно посмотрел на него.
— Ты о чем?
Фледдер ничего не ответил и только указал рукой куда-то впереди себя.
— Вам нужно явиться к комиссару Бейтендаму. Он полчаса назад вызывал вас. — Фледдер скорчил гримасу. — На вашем месте я бы оделся потеплее, лицо у комиссара было как у крокодила…
Де Кок равнодушно пожал плечами.
— Я плохо спал эту ночь.
Фледдер чуть-чуть отодвинул от себя пишущую машинку.
— Не знаю, что там стряслось, но мне показалось, комиссар чем-то недоволен. Он сказал: «Вся эта возня за моей спиной»…
Де Кок нахмурил брови.
— Возня за его спиной? — удивился инспектор.
— Да, так он выразился.
Де Кок с напряженным лицом пошел к двери.
Выскочив из-за стола, Фледдер догнал его:
— Обещайте мне только одно…
Де Кок обернулся на ходу.
— Что именно?
Молодой следователь положил руку на плечо своего учителя.
— Постарайтесь быть корректным.
Комиссар Бейтендам выпрямился и оперся руками о стол. Его длинное узкое лицо казалось озабоченным.
— Я не приглашаю тебя садиться, де Кок, — торжественно произнес он. — Ты делаешь все, что считаешь нужным. — Он выразительно кашлянул. — Но есть три пункта, по поводу которых я должен сделать свои замечания.
Де Кок слабо улыбнулся.
— Три, комиссар, это много… для простого инспектора… да к тому же за один день.
Комиссар Бейтендам стиснул руки так, что побелели косточки, на его впалых щеках проступили красные пятна.
— Уволь меня от своих глупых шуток! — жестко сказал он. — Сейчас они совершенно неуместны. Я же ведь хочу поговорить с тобой о деле Фледдера.
Де Кок вскинул на него глаза.
— Первый раз слышу, что существует какое-то дело Фледдера, — сказал он.
— Я представил этого молодого человека на повышение, но он, к моему великому сожалению, отказался от должности и я не могу отделаться от мысли, что сделал он это по твоему наущению.