— То есть вы хорошо ее знали, — заключил Жан-Пьер Фушру.
Как он и ожидал, его собеседник живо запротестовал:
— Вовсе нет. У нас были… общие интересы, вот и все. Я специалист по Прусту, как вы знаете, и преподаю в университете. Она… хм… она была председательницей Прустовской ассоциации. Таким образом, наши дороги неизбежно пересекались.
— И когда они пересеклись в последний раз? — спросил комиссар. Его раздражала велеречивость профессора.
— Вчера вечером, за ужином, где собрались все члены совета. То есть Филипп Дефорж, господин де Шарей и я. Был также мой молодой американский коллега, профессор Рейнсфорд. Но вы, должно быть, все это уже знаете, потому что допрашивали его до меня.
Его явное самодовольство начало раздражать комиссара, и он решил, что пора показать когти.
— Совершенно верно. И на данный момент вы только подтвердили его показания. Но в полицейском расследовании очень важны детали, повторения, расхождения. С этой точки зрения наша работа похожа на вашу. Поэтому я попросил бы вас припомнить в мельчайших деталях все, что вы делали, с момента прибытия в «Старую мельницу».
Профессор Вердайан снял ногу с колена, глубоко затянулся, поискал взглядом пепельницу, не нашел и решил покориться:
— Я приехал сюда вчера около шести часов вечера, как вам может подтвердить обслуживающий персонал, комиссар. Моя супруга должна была сопровождать меня, но слегла с гриппом. Поэтому я приехал один, на машине, из Парижа, сразу после своего семинара. Ужин был назначен на восемь часов вечера и проходил в самой теплой обстановке. Я представил тему своего доклада, мы обсудили несколько вопросов, касающихся работы Прустовской ассоциации, поговорили о коллегах, обсудили вышедшие в последнее время книги о Прусте. Это было скорее рабочее совещание, чем что-либо еще…
— И что вы думаете о настроении мадам Бертран-Вердон вчера вечером?
— Ну… она была верна себе, комиссар, верна себе. Энергичная, очень веселая. Она была счастлива получить согласие министра и Макса Браше-Леже участвовать в конференции. Естественно, в тот момент никто не мог знать, что они оба потом откажутся.
— То есть она не показалась вам чем-то особенно озабоченной, она не намекала ни на какое свидание позже вечером?
Профессор Вердайан вдруг испытал настоятельную потребность встать и выбросить выкуренную на три четверти сигарету в камин.
— Нет, — медленно произнес он, возвращаясь к своему креслу. — Больше я ее не видел, — добавил он со вздохом. — Рано утром я уехал в Шартр, хотел проверить кое-что в музее и в тишине, вдали от толпы сосредоточиться на своем докладе, вы его слышали. Что произошло, я узнал только вернувшись сегодня после обеда.
— Все это, конечно, будет легко проверить, как вы и говорили, — нейтральным тоном заметил Жан-Пьер Фушру. И продолжил, подняв глаза от своего блокнота с записями: — Таким образом, вы утверждаете, что видели Аделину Бертран-Вердон в последний раз вчера вечером на ужине Прустовской ассоциации и что вы оставили ее…
— В десять часов вечера в окружении остальных членов совета и Патрика Рейнсфорда.
— То есть вы откланялись первым?
Профессор Вердайан заколебался, попытался скрыть это, закурив еще одну сигарету, но вынужден был подтвердить:
— Да. У меня был длинный день, и я хотел добавить последние штрихи к тексту доклада.
— Вполне естественно, — благодушно согласился комиссар Фушру. — Вот только ваши показания расходятся с показаниями другого свидетеля по одному пункту. Одного из вас подводит память. Я предлагаю вам подумать обо всем, что вы мне только что сказали, перед тем как подписывать завтра официальный протокол. Благодарю за сотрудничество.
— Я собирался вернуться в Париж завтра утром, — воинственно начал профессор Вердайан. — Моя супруга…
— Думаю, для этого не будет никаких препятствий, как только вы покончите с формальностями, — мягко прервал его комиссар. — Вы оставите свои координаты в Париже, чтобы мы могли с вами связаться, если нам понадобится дополнительная информация.
С любезной улыбкой он проводил профессора Вердайана до двери и чуть насмешливо посоветовал ему предаться заслуженному отдыху.
