- А мне не показался. Когда я поймал его на краже документов, он чуть не на коленях ползал.
Опрелин плюнул мне в лицо:
- Документы украдены мной! - но он врал, видно было.
Я собрался врезать ему, но один из милиционеров уже заехал Опрелину по почкам. Видимо, он принял меня за "своего", только из другого ведомства. Мне бы утереться и обидеться, но я еще не все выяснил.
- Он случайно убил Шекельграббера или нарочно?
- Случайно кирпич убивает.
- И не жалко ему было иностранного подданного?
- Что их жалеть, безродных! Их ненавидеть надо, их везде убивают, потому что суются повсюду, как крысы!
Опрелин пел голосом бывшего шефа, но я все-таки сказал:
- Совершенно бессмысленное занятие. Хоть половину перестреляй, они наберут на интернациональной свалке новых эмигрантов и вырастят точно таких же американцев, а может, и хуже нынешних. Но ведь Заклепкин не одного Шекельграббера прикончил, собственного зятя тоже приговорил персональным судом к сумасшедшему дому.
- Туда ему и дорога. Марина Степановна сильно не убивалась. Только рожей смазливый, а так - бездельник и тупица.
- Ну уж не глупее тебя.
- Я из себя элиту не корчил, хотя мог, и мне бы простилось.
- Значит, верно служил.
Подошел Квочкин, сильно расстроенный, и сказал:
- Поехали в отделение. Тут все ясно, а там ребята ждут, - он чертыхнулся почти матом. - Надо же, гад, из-под самого носа ушел!
- Давай этого прихватим, - предложил я, кивая на Опрелина. - Он все знал, помогал воровать документы, статья в законе найдется.
Но Квочкин лишь махнул рукой.
Мы выбрались в переулок и пошли к машинам.
- Значит, ты вышел на Заклепкина, когда узнал, что его дочь - любовница Шекельграббера? - спросил я.
- Это я потом узнал, - ответил Квочкин. - У меня изначально был свидетель, который видел, как Заклепкин вылезал из машины Шекельграббера.
- А если б он отперся. Сказал, что просто залез посмотреть.
- Это только в кино любой дурак милиционеру голову морочит, а милиционер во время допроса читает Уголовный кодекс.
- Почему же ты сразу не арестовал Заклепкина?
- Я тебе говорил: план, процент раскрываемости, будь он неладен! От него ни при каком режиме не отделаешься. Ну и деньгу, конечно, хотел по-легкому срубить.
- Одного не пойму: зачем Заклепкин украл документы? Не мог сразу по башке стукнуть?
- Наверное, хотел сделать Шекельграббера международным бомжем. Психология бюрократа: есть бумажка - есть человек, нет бумажки - гуляй, Вася. Помнишь фильм про итальянцев в России, как мужик без паспорта в самолете жил?
- А зачем деньги вымогал?
- Это кто-то другой, но он уголовно ненаказуем.
- Наверное, Опрелин с подсказки Заклепкина. Доводили мужика до кондиции, выражаясь по-твоему. А зачем?
- Какая разница!
- Но почему Шекельграббер оказался в Армянском переулке?
- Наверное, любовница предостерегла от папы, он и поехал объясняться.
- Спозаранку?
- Знал, что Заклепкин рано утром гуляет с собакой.
Наверняка Размахаева "раскололась", поэтому и миллион Шекельграббер у нее оставил, - подумал я...
Домой попал поздно. В почтовом ящике нашел анонимную записку, но сообразил, что от сбежавшего Горчицына. Он продолжал делать намеки. Писал, что однажды подвозил Размахаеву в Армянский переулок и та, тяжко вздохнув, призналась, что отец расстроил всю ее половую жизнь. Лучше б сознался, что спрятал кошелек Поглощаева, мелкий пакостник!.. Записку я смял и поднялся на свой этаж. Выдернул гвозди из двери и починил замок на скорую руку, попросив у соседа инструмент. Потом позвонил Поглощаеву:
- Зачем вы разболтали всем кому ни попадя, что мне известен убийца?
- Да никому особенно... А что такое?
- Да ничего особенного: он застрелился.
Поглощаев по привычке надолго умолк. Когда мне надоело ждать, я вспомнил о самом главном:
- Послезавтра приду за гонораром.
При упоминании денег Поглощаев воспрял:
- За что ж теперь платить?
- за то, что человека отправили на тот свет по недомыслию. Или умышленно? Вы ведь даже не спросили, кто застрелился...
Я прошел на кухню, зажег свет и обалдел. Ну когда, наконец, одомашнят животное, охотящееся на тараканов! Никаких денег за него не пожалею...
