— Ваша фамилия?
— Спрячьте оружие, здесь не полигон! — возмутился неизвестный. — Выпустите мою руку! Как вы себя ведете? Кто вы такой?
— Я следователь! — по бархатному баритону Ячменев узнал Юрия Константиновича.
— Предъявите документы! — потребовал человек, которому следователь угрожал оружием.
Ячменев не уважал тех, кто доверяет документам. Он предпочитал доверять людям. В своих кругах он слыл крупным физиономистом и знатоком души. Коллеги Ячменева знали, что он не просит преступников предъявлять характеристики с места работы. Ячменев любил повторять, что исправные документы и безупречные анкетные данные не являются гарантией порядочности.
Георгий Борисович достал из внутреннего кармана служебное удостоверение и показал мужчине, которого подозревал в хихиканье.
Юрий Константинович брезгливо взял удостоверение и попытался прочесть, что в нем написано. Но видно было, что он не привык читать без очков.
— Я вам помогу! — вкрадчиво сказал Георгий Борисович. — Вот ваши очки, которые вы забыли возле трупа… Если не ошибаюсь, вы Юрий Константинович Кузнецов, доктор школьных наук и первый заместитель Зубарева?
— Да, — ответил Кузнецов, — я — большой ученый. Ячменев насмешливо поклонился:
— А я великий следователь — Георгий Борисович Ячменев.
Это подействовало. Кузнецов посмотрел на него, как на равного:
— Видите ли, Георгий Борисович, мыслителям свойственно быть рассеянным. Этот литературный штамп прочно перекочевал в жизнь. Не будешь рассеянным, не будут держать за ученого, — улыбнулся он. — Вот я и теряю очки в неподходящих местах.
— Извините, пожалуйста, — продолжал ехидничать Ячменев, — что вы делали в библиотеке прошедшей ночью, перед тем как потерять очки?
Кузнецов вальяжно расселся в кресле, в котором накануне закончил жизненный путь академик:
— Вчера мне пришла в голову талантливая концепция. Со мной это бывает. Я поделился идеей с друзьями, которые специально приходят ко мне домой слушать мои сочинения. Поверьте, они были потрясены. Они плакали. Я понял, что потомки не простят мне, если я не запишу эту гениальную гипотезу. Это, конечно, шутка, — обаятельно разъяснил Кузнецов. — Но в каждой шутке есть доля истины. Итак, мне понадобились кое-какие материалы, которые хранятся в нашей библиотеке. Почитатели моего дарования проводили меня до дверей академии. Я распрощался с ними, поднялся по лестнице, вошел в библиотеку и увидел убитого Сергея Ивановича!
— Что это была за концепция? — Возможно, Ячменеву хотелось приобщиться к научному творчеству.
— Смерть Сергея Ивановича, — стал сокрушаться Кузнецов, — настолько все во мне перевернула, что я начисто забыл свою уникальную концепцию. Этого я никогда убийце не прощу!
— Но вы можете узнать ее содержание у ваших почитателей! — подсказал Ячменев.
Кузнецов просиял:
— Это грандиозно! Мне бы подобный примитивный ход ни за что не пришел на ум. Меня всегда посещает что-то экстраординарное! Спасибо вам за услугу, Георгий Борисович!
— Услуга за услугу, Юрий Константинович. Похихикайте, пожалуйста!
— Что?
— Ну, сделайте так — хи-хи…
— Пожалуйста! — Юрий Константинович пожал плечами. — Хи-хи…
Его хихиканье явно расстроило Ячменева:
— Вы, Юрий Константинович, сделали это совсем не так, как мне бы хотелось!
— Что вы, собственно говоря, имеете в виду? — озадаченно спросил ученый.
— Мне надо переступить грань реального, — туманно заговорил Ячменев. Когда следователи говорят туманно, они подразумевают самое главное. — Надо поверить в то, во что да один человек не поверит!
— Вы, наверно, устали! Хотите, я покажу вас приятелю, он хороший невропатолог.
— Я вас попрошу, покажите! — согласился Георгий Борисович, чувствуя, что зайти к невропатологу уже пора.
— Разрешите? — в дверь просунулась энергичная голова Фомина.
— Одну минуту, я занят!
— Но я нашел убийцу! — воскликнул Зиновий в полной уверенности, что следователь прижмет его к груди и расцелует. Но шеф оказался не на высоте.
— Прекрасно! — сказал Ячменев. — Тогда тем более обождите!
Фомин присел возле двери с видом собаки, которую незаслуженно обидел хозяин. На Зиновия нельзя было глядеть без боли в сердце.
