— Какое необычайное количество сена, — сказала Лина.
— В целом, — проговорила Кейт, — если б пришлось иметь дело с французом, по-моему, камера предпочтительнее. Не так раздражает дыхательные пути и с меньшей вероятностью вызовет акрофобию[32].
На дороге их поджидал Рид.
— Где вы были? — спросил он. — Вы не должны без разрешения покидать место преступления.
— Вы хотите сказать, что мы под домашним арестом? — уточнила Грейс.
— Мы осматривали сеновалы, — доложила Кейт.
— Обнаружили что-нибудь?
— Не выношу даже мысли, — фыркнула Кейт, — об обнаружении чего-либо на сеновалах. Брэдфорд вовсе не показался мне безутешным.
— А я не могу удержаться, — вставила Лина, — от догадок по поводу девушки из деревни.
— Мистер Страттон расспрашивал мистера Маллигана про Джойса? — поинтересовалась Кейт.
— Скажите мне, ради Господа Бога, — взмолился Рид, — что это за «день плюща»?
— Итак, он расспрашивал про Джойса. А что насчет «дня плюща»?
— Кажется, мистеру Маллигану ничего не известно про «пок». Ну, и мне, разумеется.
— Но ведь ты не писал многочисленных книг о форме и функции в современной литературе.
— Как это странно со стороны мистера Маллигана, — сказала Грейс.
К вечеру воскресенья полицейская бригада закончила свои дела. Бренные останки Мэри Брэдфорд унесли. «А где могут пребывать ее бессмертные останки, я едва смею думать», — заметил Эммет. Мистер Страттон отбыл вместе с коллегой, отныне окрещенным Макинтошем.
В понедельник Уильяма обязали явиться в окружной суд. Рид предложил его отвезти, и Лина, в чьей компании Уильям теперь испытывал почти младенческую потребность, отправилась с ними. В суде их должен был встретить Джон Каннингем, который, как ко всеобщему изумлению сообщил Рид, собирался привезти с собой пять тысяч долларов наличными или заверенный чек.
— Каннингем убежден, что это абсолютно максимальный залог, который они назначат, — уведомил Рид Кейт. — Фактически, — продолжал он, — если он будет таким высоким, это не сулит добра Уильяму, при условии, что полиции не удастся найти убийцу.
— Но Уильям не совершал убийства, — сказала Кейт.
— Совершал, дорогая моя. Случайное, но все же убийство.
— Не больше, чем если бы я наехала на кого-то в своем автомобиле и задавила.
— Как ты понимаешь, в обоих случаях жертва пала бы, так сказать, от чужой руки.
— Рид! Где Каннингем возьмет пять тысяч долларов? Это входит в его адвокатские услуги?
— Дожить бы мне до того дня. Деньги выплачивает заключенный или его друзья, которые получат их назад, если он не сбежит.
— Я уверена, что у Уильяма нет пяти тысяч долларов.
— У Уильяма нет и пяти тысяч центов, так что взять с него нечего.
— Рид, это явно моя обязанность.
— Которую я временно беру на себя.
— Не понимаю, к чему вся эта рыцарская галантность.
— Я тоже. Если ты настоятельно пожелала замуроваться в чаще, завести дом, который ошеломляет даже наиболее закаленного бостонского адвоката по уголовным делам, а потом выстлать двор трупами, это не самая основательная на свете причина, которая запретила бы мне раздобыть для тебя залог за твоих злополучных помощников или заставила бы предоставить им самостоятельно выбираться из этого катастрофического положения. В конце концов, они должны знать, во что ввязываются, соглашаясь на тебя работать. Однако, поскольку я не только точно такой же сумасброд, как ты, но и прохожу по данному делу основным свидетелем, если не подозреваемым, ты должна мне позволить взвалить на свои мужественные плечи столько ответственности, сколько я могу вынести. Короче, развеселись, выпей в ожидании за наше возвращение и молись, чтобы судья отпустил нашего Уильяма под залог. Все эти и прочие новости я принесу, вернувшись, а сейчас отправляюсь в окружной суд — вперед, в Араби, как выражаются в мрачных шекспировских исторических пьесах.
— Они вовсе не мрачные.
— Хорошо. Будем надеяться, мы достаточно скоро выпутаемся из этой белиберды, чтобы выйти на волю и встретиться в Центральном парке. Все возвращается на круги своя!
Таким образом, за стол уселась поредевшая компания. Лео был в лагере, получая наставления от мистера Артифони.
