Он нагнулся, поднял упавшие тетради и прошептал:
– Мятное мороженое с шоколадной крошкой.
Лея просияла, кивнула, подняв два пальца, то есть два рожка мороженого. Полик достал из морозильника мороженое, Лея полезла в буфет за блюдцами.
Они уже доедали светло-зеленый сладкий холод, когда открылась дверь.
– Мама! – завопила Лея. – У нас перерыв на мороженое!
Элен Полик уставилась на мужа, изображая гнев, а потом рассмеялась.
– А ты не хочешь? – спросила Лея.
Элен не понимала, как муж и дочь могут есть мороженое, когда так холодно, хоть печь растапливай.
– Нет, я бы лучше выпила горячего пунша, – ответила она и прислонилась к стенке – снять резиновые сапоги.
– Сейчас будет, – пообещал Полик, ставя чайник.
Лея подошла к бару и спросила:
– Мам, ром или виски?
Супруги Полик переглянулись.
– Ты думаешь, это хорошо, когда девятилетний ребенок знает, что льют в горячий пунш? – спросил Бруно у жены.
– Ром, деточка, – ответила Элен. – Что я могу сказать? У нас очень развитой ребенок.
– Ты устала и промокла, – сказал Бруно, накидывая на плечи Элен ее любимое шерстяное пончо.
– Больше промокла и расстроилась. Пришлось в этот уик-энд работать на виноградниках… ты знаешь, каково это, у твоего папы приходилось.
– А что такое, мам? Лозам не хватает почвы? – спросила Лея.
Элен подошла к любимому креслу возле камина и села. Обновив свой сельский дом в Пертюи, чета Поликов сохранила только несущие стены, а первый этаж сделала как можно более открытым. Много внимания уделили большой современной кухне с камином, с двух сторон от которого стояли два больших кресла. Родители Бруно, приехав первый раз после ремонта, обходили дом, не веря своим глазам.
«Оригинально!» – бурчала старшая мадам Полик, проводя рукой по ящикам нержавеющей стали и металлу рабочих поверхностей. Она предпочитала дуб.
– В начале ноября полезно дополнительно окучить лозы. Защищает от морозов, – ответила Элен, глянув на дочь. Растирая себе ноги, она продолжала говорить, переведя взгляд на мужа: – Но с этими дождями… мы пошли работать в погреб, расставлять вино для розлива. Оливер, кажется, поругался с женой: молчал как рыба. А я, хотя этим делом занимаюсь уже лет двадцать, никогда не привыкну к такой холодной-холодной-холодной сырости винного погреба.
– Ну, если повезет, сможешь окучить их на следующей неделе, – произнес Полик. – Дожди уже кончатся, а морозы еще не начнутся.
– Надеюсь, ты прав, – улыбнулась Элен. – Но Оливер все равно в полной панике.
– Это у Оливера Боннара любимое состояние. Оно позволяет ему не общаться с женой. У тебя, если шире посмотреть, отличный работодатель. Позволяет тебе делать все, что ты хочешь, и ставить на бутылках свою фамилию. В основном владельцы винных ферм слишком для этого глупы и упрямы.
– Ты прав, – согласилась Элен. – Но мне хотелось бы когда-нибудь завести свою ферму.
Бруно Полик улыбнулся и накрыл колени жены шерстяным одеяльцем. Учитывая его жалованье полицейского и цены на землю в Провансе, мечта жены стать самой себе хозяйкой была безнадежна.
– Может, и не в Провансе, – добавила Элен, улыбнувшись. – Что-нибудь подешевле. В Чили, например? – Она поежилась и натянула одеяло повыше. – Бруно, не подбросишь еще полено?
Он кивнул и направился к задней двери, и тут у него зазвонил телефон.
– Полик слушает.
– Простите, господин комиссар, что беспокою вас в субботу, – произнес собеседник.
– Все в порядке, Ален. Что случилось?
– В университете убили профессора, – ответил Ален Фламан, один из любимых агентов комиссара.
Полик вышел из кухни и взбежал по лестнице в небольшой кабинет.
– Что известно? – спросил он, плотно закрывая за собой дверь.
– Профессора Мута нашла утром уборщица. Сначала она решила, что у мужчины сердечный приступ, но присмотрелась и увидела, что у него проломлен висок. Когда прибыла «Скорая» и санитары увидели тело, они тут же позвонили в полицию. Я постарался побыстрее оказаться на месте. Профессора ударили по голове.
– Понятно, спасибо. Выезжаю. Вы еще там?
– Да. Это один из гуманитарных корпусов, сто двадцать четыре по улице Жюля Дюма. Четвертый этаж. Вы там увидите полицейских, мы оцепили все здание.
