Убийство на кафедре литературы - страница 20

— Где Тирош?! — вопил Аронович. — Ты уже говорил сегодня с Адиной?

Тувье шепотом сказал, что еще ни с кем не говорил.

— Так откуда же ты знаешь, что случилось? — продолжал орать Аронович.

Тувье с опаской спросил: а что же случилось? Он прижал трубку к уху, и жилки на его лице набухли и посинели, пока он слушал.

— Хорошо, скажи ей, что я сейчас же отправляюсь на кафедру.

Он положил трубку. И посмотрел вдруг на Рухаму так, будто увидел ее впервые в жизни. У него был чужой, удивленный, совершенно незнакомый ей взгляд, когда он сказал:

— Идо Додай погиб. Несчастный случай.

Рухама глядела на него, не понимая.

— Да, да. Он занимался на курсах подводного плавания, и ему осталось еще два погружения, чтобы получить зачет. Позавчера он поехал в Эйлат, сразу после заседания кафедры. Он погиб вчера, подробностей у меня нет. Я еду на кафедру. Если меня будут искать, скажи, что я у секретарши. Она пытается найти Тироша еще со вчерашнего вечера.

— Кто пытается? Кто искал? — повторяла Рухама в смятении.

— Сначала его искала Рут Додай. Это она рассказала о случившемся Адине, и Адина стала звонить Тирошу еще вечером, из дому, и не могла его застать.

Тувье стал лихорадочно искать ключи от машины и нашел их под распечаткой первой части доктората Идо. Он вздрогнул, пробормотал что-то про иронию судьбы и вышел из дому.

Рухама некоторое время еще постояла в комнате, затем медленно уселась в кресло. Длинную футболку, служившую ей ночной рубашкой, она не снимала с четверга. Безучастно глянула на свое обнажившееся костлявое колено. Затем медленно, как будто под воздействием наркотиков, положила руку на колено и стала рассматривать свои короткие тонкие пальцы.

«Рука девчонки», — говаривал Тирош, целуя мозоль на ее большом пальце, образовавшуюся от постоянного сосания. Рухама сунула палец в рот, но прежнего сладкого вкуса не почувствовала. Она стала оглядываться, будто оказавшись в каком-то незнакомом месте.

У изголовья дивана она увидела заголовки книг Тироша: «Сладкий яд лесов», «Жгучая крапива», «Стихи, которые просят». Эти названия ей ничего не говорили. Обложки двух книг были работами любимого художника Тироша — Яакова Гафни. Все это было связано с тяжелыми, невыносимыми воспоминаниями о Тироше.

Она стала собирать книги в стопку, не понимая, зачем это делает. Встала на колени, обнаружила под свисающим краем простыни еще одну книгу: «Стихи серой войны» Анатолия Фарбера. Редакция и предисловие Шауля Тироша. Рухама заглянула под диван и вытащила оттуда книгу Тувье Шая «Заметки о поэзии Шауля Тироша», а также распечатки двух работ — комментарии к двум стихотворениям Тироша.

Он ему все рассказал, мелькнула у нее мысль, Шауль рассказал Тувье о нашей связи и о том, что он меня бросил. Тувье теперь обдумывает — продолжать ли отношения с ним. И может быть, со мной.

Она встала. Колени были в пыли. Тувье несколько месяцев не убирал в кабинете. Катышки пыли валялись по углам, у стола. Она механически стала собирать их в один комок. Звонок телефона напугал ее. Она не хотела брать трубку, однако телефон звонил все настойчивей, прекращал и звонил снова; так продолжалось, казалось ей, целую вечность. В конце концов она подняла трубку, все еще липкую и влажную от прикосновений всегда потных рук Тувье.

— Как дела, Рухамка? — с материнской заботливостью спросила подруга по работе Ципора.

— Лучше. — Рухама потянула за полу рубашки, снова встала на колени, продолжая скатывать пыль в комок. Она представила себе черный телефон, приемное отделение больницы «Шеарей Цедек»…

— Температура еще держится?

Рухама представила себе грузный корпус Ципоры, ее отекшие ступни, посиневшие от груза тела лодыжки — варикозное расширение вен после первых родов.

— Вот как дети мне дались, — сказала как-то Ципора после того, как ее сын привел к ней свою подругу перед женитьбой.

— И чего спешить? Ведь ему всего лишь двадцать три. Что ему с этого будет? И что мне?

Рухама ответила, что температуры у нее нет.

— Ты что-то принимаешь? Акамол, послушай, акамол, чай с лимоном и побольше куриного бульона.

Ципора шмыгала носом. Рухама молчала. Она решила сегодня на работу не идти. Побыть в постели.