Другой портрет. Пожилая дама с букетиком фиалок. Глаза теряются среди исчертивших смуглое лицо морщин. Она смотрит умудренно и спокойно, но губы улыбаются с изяществом и живостью молоденькой девушки. Фиалки кое-где сохраняют серебристое сверкание от росы. Среди картин оказалось несколько абстрактных полотен и пейзажей; Барнеби, разворачивая их лицом к себе, ощущал нарастающий восторг. Ничего удивительного, что Лэйси относился к окружающему миру с пренебрежением, если у него в голове происходило такое.
Кукурузное поле с маками, берег речушки, покрытый дикими цветами, две картины, которые могли бы изображать садик мисс Симпсон. Все они на миллион миль отстояли от того аккуратного и точного натурализма, к которому стремились в том клубе искусств, куда ходил Барнеби. Лэйси рисовал медные небеса, растянувшиеся над бесконечными, почти бесцветными пляжами; дрожащие в жарком воздухе здания; сады, кипящие буйством жизни, купающиеся в золотом свете. Барнеби прислонил их к стене и ему показалось, что солнечный свет льется с холстов, собираясь сверкающими лужицами на деревянном полу.
Абстрактные холсты были очень большими и лаконичными. Жирный белый фон и в одном уголке разлетающаяся взрывом звезда. Концентрические кольца постепенно сгущающегося оттенка, в конце концов сжимающиеся в ослепительно черную точку. Потом Барнеби взялся за папку с эскизами. Он увидел наброски к портрету Джуди Лесситер, сделанные на скорую руку, но полные жизни. Это вернуло Барнеби в реальность и к тому, зачем он здесь.
Он снова присмотрелся получше ко всем полотнам. В них, казалось, не было ничего разоблачительного. Ничего такого, что стоило бы прятать за вечно запертой дверью. Отступив назад, он споткнулся о мольберт. Мольберт повалился на бок, и старая рубашка, висящая на нем, съехала на сторону. Барнеби поставил мольберт на место и накинул рубаху обратно. Она приняла квадратную форму, поддерживаемая двумя перекрещивающимися планками. Но это была не та форма, что вчера. Не такая жесткая. Барнеби не сомневался, что еще вчера на мольберте был установлен большой холст. А это означало, что после этого, но перед тем, как Барнеби вернулся, кто-то еще побывал в коттедже и забрал его.
— Приведите ко мне Лэйси.
— Да, сэр! — гаркнул сержант Трой, бодрой трусцой выбегая из диспетчерской и скатываясь на нижний этаж. — Ну, пошли. — Он отпер дверь камеры и ткнул пальцем в Лэйси. — Поднимайся, давай. Старший инспектор хочет тебе что-то сказать. — Он смотрел, как задержанный берет свой пиджак. — А об этом можешь не беспокоиться, — продолжил он, — никуда ты отсюда не пойдешь.
Майкл Лэйси проигнорировал слова сержанта, торопясь мимо него наверх по каменной лестнице. Трой нагнал его и обиженно попытался занять главенствующее положение. Брайли накануне вечером отказала ему в свидании, что стало для него самым драматическим разочарованием на данный момент, но об алиби Лэйси он еще ничего не знал, поэтому был полностью уверен в своей правоте.
— Сам сейчас все увидишь, и не дергайся!
Задержанный уселся на стул перед столом Барнеби, не дожидаясь приглашения, и с интересом осмотрелся, изучая обстановку. Поглядел на ряд телефонов, крутящиеся карточки, телеэкраны.
— Так вот, значит, где все совершается. Впечатляет. — Он одарил Барнеби самоуверенной насмешливой улыбкой. — Сегодня ночью я буду куда спокойнее спать в своей постели. Я ведь буду спать там?
— Ну, мистер Лэйси, ваше алиби действительно подтвердилось.
Мужчина встал.
— Значит, я могу идти?
— Нет, пока что подождите. — Он снова сел. — Сегодня утром я вернулся в коттедж, чтобы продолжить обыск. — Никакой реакции. Ни страха, ни возмущения, даже малейшей нервозности. «Вот скрытная сволочь», — подумал Барнеби. — Мне показалось, в тот момент, когда вы были задержаны, на мольберте в вашей студии находился большой холст, накрытый тряпкой.
— Это маловероятно. Как вам известно, я только что начал работать над портретом Джуди Лесситер. Я никогда не делаю двух вещей одновременно.
— Тем не менее я в этом практически не сомневаюсь.
— Господин инспектор, вы все-таки ошиблись. А вам понравилось все, что вы там видели? Что вы об этом скажете? — И, прежде чем Барнеби успел ответить, продолжил: — Ладно, я сам могу догадаться. Вы ничего не смыслите в искусстве, но вы точно знаете, что вам нравится, а что — нет.
