Одновременно Барбара оглядывалась по сторонам, замечая шелковые мягкие диваны, кресла, вазы с цветами, светлые китайские ковры, прекрасные зеркала и лепнину на потолке. А через стеклянные двери, выходящие на террасу, уставленную высокими вазонами с прекрасными цветами, виднелась безупречная изумрудная лужайка. И тогда она впервые в жизни взмолилась: «Господи, пожалуйста, пусть он сделает мне предложение!» Она поймала себя на том, что стискивает ручку своей тонкой чашечки с неестественной силой, и очень аккуратно опустила ее на стол.
Когда они ехали обратно, Тревор сказал:
— Она привыкнет.
«Конечно нет», — подумала Барбара. Такие не привыкают. Маленькая мерзкая сучка. С прыщавой физиономией и задницей, свисающей почти до земли. Прирожденная старая дева. Она будет жить с папочкой, даже когда ей будет девяносто, не то что девятнадцать.
— Ох, Тревор, ты так думаешь? Я так мечтала познакомиться с ней. — Голос у нее слегка дрогнул. Когда он остановился перед домом, где была ее квартира, Барбара спросила: — Может быть, ты зайдешь ненадолго? Я немного расстроена. — Это было впервые, когда она пригласила его к себе. Он с готовностью выбрался из машины и поднялся по ступенькам.
Ее квартира находилась на Манчетта-роуд, над конторой продавца газет и журналов, в центре города. Она не предложила ему ничего выпить, просто сбросила на стул свое пальто и прилегла на диван с леопардовой обивкой, закрыв лицо ладонями. Он тут же присел рядом.
— Не переживай. — Тревор обнял ее за плечи. Барбара повернулась к нему. В этот момент она походила на ребенка, переживающего огромное горе.
— Я так хотела понравиться ей. Я представляла, как мы будем говорить о платьях, косметике и всем таком… Я думала, что смогу заботиться о ней… о вас обоих… ты считаешь, это глупо, да?
— Милая, конечно же нет! — Он неожиданно как будто в первый раз ощутил тяжесть ее грудей, прижимающихся к его рубашке, запах ее волос. Он приподнял ее лицо и взял за подбородок. Слезы, стоявшие в ее глазах, необычайно тронули его, и он поцеловал ее. На мгновение ее губы податливо раскрылись, он даже успел почувствовать кончик ее языка, но потом Барбара неожиданно оттолкнула его. Она вскочила и отошла в другой конец комнаты, остановилась и повернулась к нему. Грудь ее вздымалась.
— Тревор, как ты мог подумать!.. О!.. Я не знаю, что со мной… я все время о тебе думаю, но… Я не должна была приглашать тебя сюда.
А потом она снова оказалась в его объятиях. На секунду Барбара позволила себе расслабиться и прижаться к нему, заметив, что по крайней мере он будет способен это сделать, когда настанет момент. Еще один долгий поцелуй. Его руки двигались. Она коротко вскрикнула и снова отстранилась.
— Неужели ты думаешь, что…
— Барбара, я… Извини…
— Кем ты меня считаешь?
— Прости меня, дорогая… Пожалуйста…
— Это все просто потому, что я люблю тебя. Да, я это признаю! Я люблю тебя. О Тревор!.. — Она вновь расплакалась. — Ты должен уйти. Это так безнадежно.
Он ушел, но на следующий день снова вернулся. И на следующий. Три недели подряд он приходил, мучился, пыхтел, стоял за дверью, унижался, просил, умолял, морщился и пытался подобрать слова. В тот день, когда он наконец сломался, Барбара чувствовала себя такой несчастной, что даже не потрудилась одеться и сидела у газового обогревателя в пеньюаре.
Они поженились утром тридцатого июня тысяча девятьсот восемьдесят второго года. В ночь накануне венчания он остался у нее и наконец испытал тот восторг, который ему, с постоянно растущей тоской и досадой, суждено было вспоминать всю оставшуюся жизнь. А потом они поехали в Бэджерс-Дрифт, чтобы сообщить новость Джуди.
И вот теперь — Барбара снова позволила лямке упасть и снова начала рассматривать укус на груди — она поставила это все под удар. Смесь разочарования и скуки заставила ее завести любовника. И какого!.. Всего несколько часов прошло после того, как они расстались, а она уже опять жаждала его. Второй раз в жизни ее уносило этим золотым потоком. Ее тело вновь ощущало то, чего она не чувствовала долгие годы. Она была очень, очень осторожна, но сколько еще она сможет скрывать это? Однако остановиться уже не могла. Он сейчас был необходим ей как воздух. Женщина легла в постель и некоторое время лежала, вновь вспоминая ритмичные движения любви, потом она провалилась в глубокий сон без сновидений.
