— Понятно. Боюсь, теперь мне придется забрать у вас ключ. Конечно, я выдам вам соответствующую расписку.
— О! — Инспектор будто воочию видел вопросы, рождающиеся у нее в голове, но остающиеся невысказанными. — Очень хорошо.
— После этого вы пошли сразу на ферму? — спросил Барнеби. — Не заходили в сад, в сарай или еще куда-нибудь?
— Ну… Мне нужно было сообщить пчелам.
— Что, простите?
— Когда кто-то умирает, нужно сообщить об этом пчелам. Особенно если это их хозяин. Иначе они просто разлетятся.
«Разлетятся, это хорошо, — подумал сержант Трой, — кресло бы под ней, что ли, разлетелось…» Он переплел пальцы, решив игнорировать этот неправдоподобный фрагмент фольклора.
— Правда? — спросил Барнеби.
— Истинная правда! Доказанный факт. Я три раза стукнула в стенку улья ключом и сказала: «Ваша хозяйка умерла», а потом ушла. Деревенские говорят, что надо еще повязать что-нибудь черное вокруг улья, но этого я не стала делать. Это просто суеверие. К тому же я подумала, что, если начну копошиться вокруг ульев, пчелы могут меня покусать.
— Благодарю вас. Сержант Трой зачитает вам ваши показания, и вы их подпишете.
Когда все было сделано, мисс Беллрингер встала и проговорила, едва ли не с сожалением:
— Это все?
— Я хотел бы, чтобы после обеда вы показали мне, где нашли орхидею.
— Может быть, зайдете пообедать ко мне? — явно оживившись, спросила мисс Беллрингер.
— Нет, спасибо, я перекушу в «Негритенке».
— О, я бы не советовала вам! У миссис Суини ужасная кухня!
Барнеби улыбнулся:
— Надеюсь, я как-нибудь это переживу.
— А!.. Понимаю. Вы хотите познакомиться с местным колоритом, чтобы иметь общее представление.
Обернув ручку платком, Барнеби открыл перед старушкой дверь. Когда она выходила, то вдруг обернулась, что-то привлекло ее внимание.
— Как интересно.
— Что?
— Тяпка Эмили пропала. Она всегда лежала здесь, вместе с фартуком и совком.
— Наверное, осталась в саду.
— О нет. Она строго следовала привычному порядку. Протирала инструменты газетой и складывала на коврик, после того как пользовалась ими.
— Наверняка она где-нибудь отыщется.
— Но сейчас это неважно, так ведь? — Мисс Беллрингер снова направилась к двери. — Значит, встретимся часа в два?
Когда она удалилась, Барнеби оставил сержанта Троя у парадной двери, а сам уселся на ситцевый диванчик в тихой аккуратной комнате и слушал тиканье часов. Он смотрел на пару кресел с пышными и несмятыми подушками. В одном из них когда-то сидел некто со стаканом вина, улыбался, разговаривал, утешал. И убил?
У инспектора почти не осталось сомнений. Цикута на кухне почти наверняка являлась неудачной попыткой убедить всех, что близорукая мисс Симпсон взяла веточку, перепутав ее с петрушкой, и таким образом отравилась. Поспешное действие, предпринятое после того, как стало известно о вскрытии.
Он подошел к столику, уже покрытому тонкой пленкой пыли, и взглянул на книги. Сверху стопки лежал раскрытый томик Шекспира. «Юлий Цезарь, благороднейший из римлян. Но и скучнейший», — подумал Барнеби, вспоминая, как мучился над текстом три десятка лет назад. С тех пор он больше не читал Шекспира, а посещение спектакля «Сон в летнюю ночь», любительского театра, в котором играла Джойс, правда, в современной интерпретации, убедил его в том, что он поступает правильно.
Инспектор, напрягая глаза, посмотрел на раскрытые страницы, затем потянулся в карман за очками, вспомнил, что оставил их в другой куртке, и аккуратно, платком, взял со столика лупу.
Мисс Симпсон дочитала пьесу почти до конца. Пиндар принес на поле битвы печальные вести. Барнеби прочел несколько строк. Они не показались ему даже отдаленно знакомыми. А потом он увидел кое-что: бледную серую линию на полях. Он поднес книгу к окну и всмотрелся получше. Кто-то выделил три строчки из монолога Кассия.
Он прочел их вслух:
Дал жизнь мне этот день и жизнь возьмет.
И там, где начал, должен я окончить.
