После долгих уговоров, увещеваний и нытья меня наконец пообещали допустить на место преступления. Не знаю, что я там ожидала найти, но не успокоилась бы, пока не взглянула на квартиру близнецов Фостер.
Как только я назвалась, привратник, молодой чернокожий парень с приветливой улыбкой, направил меня наверх, заметив, что полицейские уже прибыли.
— И английский джентльмен тоже здесь; он вошёл как раз перед вами, — сообщил привратник.
Когда я свернула к лифтам, Эрик Фостер входил в один из них. Мне пришлось бы бежать сломя голову, чтобы догнать его. А я не люблю бегать. Впрочем, второй лифт не заставил себя ждать.
На четвёртом этаже я увидела, как англичанин пружинистой походкой удаляется по коридору, выстеленному плюшевым ковром. В моем доме гаркнуть: "Эй, подождите!" — обычное дело, никто и ухом не поведёт. Но здесь за такое, наверное, арестуют. Посему я решила придерживаться приличий. Фостер был уже в конце коридора; вот он свернул налево и исчез из виду.
Я двинулась за ним, правда не столь стремительно, и до двери квартиры 4-С добралась на пару минут позже.
Открыл мне Филдинг, и я вошла в дом, который при иных обстоятельствах назвала бы своей мечтой.
Я прошлась по просторному холлу с зеркалами, изумительным паркетом и изящной хрустальной люстрой. Впечатление испортил лишь поворот в гостиную: я немедленно представила Мередит Фостер, лежащую с изуродованным лицом, всю в крови.
Филдинг провёл меня дальше. Гостиная оказалась размером с бальный зал; на стенах обои от Веджвуда, окна от пола до потолка и — у меня перехватило дыхание! — широкая лестница, ведущая на второй этаж.
Мебели в комнате почти не было: диван с бархатной обивкой точно такого же цвета, что и стены, и прямоугольный стеклянный столик с медными ножками. Пара старых складных стульев и видавший виды торшер находились здесь явно временно, пока хозяйки не подыщут им замену. Пол устилал ковёр цвета, сливок с веджвудским орнаментом. Если бы у меня был такой ковёр, то максимум через две недели он был бы весь разукрашен трогательными сувенирами — остатками вкусностей от Д'Агостино, без которых мне жизнь не в радость.
Подойдя поближе, я увидела на ковре тёмные пятна, куда более печального происхождения. И опять моё воображение нарисовало распростёртую женскую фигуру, и пропитанный кровью жёлтый кашемировый свитер… Тряхнув головой, я запретила себе думать о Мэри Энн.
— Привет, — произнёс Эрик Фостер. — Как поживаете, Дезире? — Мы обменялись рукопожатием. — Вы позволите называть вас Дезире?
— О да, конечно.
— Полагаю, вы слышали, что моя сестра вышла из комы? — взволнованно осведомился он. Пальто и перчатки мистер Фостер аккуратно сложил на складной стул рядом с диваном и теперь стягивал с шеи шарф.
— Да, замечательная новость!
Эта беседа двух нормальных людей была прервана саркастическим и довольно писклявым замечанием:
— Я тоже очень рад тебя видеть, Шапиро.
Уолтер Коркоран развалился на втором стуле с другой стороны диваны, его длинные ноги чуть-чуть не доставали до того места, где стояли мы с Фостером.
— Привет, Уолтер. — Я постановила, что бы ни случилось, обращаться с Коркораном вежливо. Разумеется, дружелюбие и любезность исключались на корню: нельзя требовать от себя слишком многого.
— "Привет, Уолтер", — передразнил он. Из кухни вернулся Филдинг со стаканом воды. Предвидя перепалку между мной и своим напарником, он поспешил вмешаться.
— Ваши сестры хранили корешки от чеков ещё с лондонских времён и складывали их в пакеты, — обратился он к Фостеру. — Просмотреть их не займёт много времени, — по крайней мере, надеюсь, что не займёт. От вас лишь требуется найти знакомое имя.
— Хорошо. Говорите, корешки? А нет ли выписанных, но не отправленных чеков?
