— Ох, Эллен, спасибо, что не отстаёшь от меня. — Мы обе рассмеялись, — правда, Эллен не смеётся, она хихикает, — и я решила, что племянница вроде бы оправилась после чудесного вечера у тётушки Дез.
— Как, идёт расследование? — осведомилась она.
— Черт его знает, — буркнула я. Монументальных открытий в деле близнецов я до сих пор не сделала, и меня начинало одолевать уныние, поскольку такая похвальная вещь, как терпение, среди моих добродетелей не числится. Посему я не стала перебивать Эллен — президента и единственного члена моего фан-клуба, — когда она уверенно заявила, что я непременно доведу дело до конца и что я единственная, кто на это способен, потому что её тётка куда умнее и находчивее полицейских — и вообще всех. (Я же говорила, Эллен иногда бывает удивительно проницательной!)
Как бы то ни было, но разговор с племянницей взбодрил, и я вернулась к детективу, не сомневаясь, что теперь уж наверняка поспею за мыслью стремительного Пуаро. В конце концов, не первый раз читаю.
* * *
Утром в офисе меня ждала записка с номером рабочего телефона Эрика Фостера. Я не стала терять времени и позвонила.
— Фостер слушает, — ответил знакомый голос с британским акцентом.
— Это Дезире Шапиро.
— Ах да, мисс Шапиро, — произнёс он печальным тоном. — Вы звонили вчера. Вас интересуют мои сестры, полагаю.
— Верно. Не могла бы я заехать и побеседовать с вами… как можно скорее?
— Фирма как раз сняла для меня меблированную квартиру на время моего пребывания в Нью-Йорке. Я переезжаю туда во второй половине дня. Обустройство не займёт у меня много времени. Приходите вечером, если у вас нет других планов.
— Спасибо, вы очень любезны. Когда и куда?
— В восемь вам будет удобно? Восточная Сорок восьмая, номер триста пятьдесят четыре.
— Договорились.
* * *
Не предупредить ли Ларри Шилдса о моем предстоящем визите? — размышляла я. Но тогда у него появилась бы возможность сказаться занятым, — возможность, которую я не собиралась ему предоставлять. До половины двенадцатого я занималась кое-какими делами, а затем взяла такси до театра «Беркли», надеясь перехватить Шилдса в обеденный перерыв.
Труппа репетировала, когда я появилась в театре. Я огляделась, но Шилдса не увидела. Зато услышала знакомый голос, похожий на лай, отдававший указания актёрам. Пока я пыталась определить, откуда раздаётся голос, лай повторился. На сей раз я точно знала, в какую сторону мне двигаться, — к сцене. Шилдс скрывался в зрительном зале, где-то в конце шестого или седьмого ряда. Он сидел, скрючившись в кресле, над спинкой торчала лишь макушка.
Я приблизилась к нему на цыпочках, наклонилась и очень тихо назвала своё имя. Он едва не вывалился из кресла.
— Господи! — взвыл он. На сцене все замерли.
— Простите, — извинилась я, — не хотела вас пугать.
— Опять вы! — Он выпрямился и расправил плечи. — А если б меня кондрашка хватил! — Затем обратился к труппе: — Ладно, ребятки, перерыв на обед. На полчаса. И не больше, слышите? — Режиссёр взглянул на меня, причём для этого ему не пришлось задирать голову: сидя, Шилдс был почти такого же роста, как я стоя. — Есть новости?
— Увы. Послушайте, вы не могли бы уделить мне несколько минут?
— Идёмте в мой кабинет.
Припомнив его кабинет — и особенно те хлипкие стульчики, — я немедленно предложила альтернативу:
— А что, если я приглашу вас пообедать?
— Ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы женщина заплатила за мою кормёжку! Но в последнее время у меня плоховато с аппетитом. Короче, я теперь не обедаю. Но всё равно спасибо. — Он встал. — Оказывается, нет худа без добра! За неделю я потерял почти три кило, — И он принялся вертеться с самым идиотским видом, демонстрируя свою стройность. Затем мы двинулись за кулисы.
— Я не заметила Люсиль Коллинз на сцене, — произнесла я на ходу.
— Отсиживается дома с простудой. Добравшись до кабинета, я обнаружила, что с момента моего последнего визита Шилдс умудрился достичь невозможного: количество хлама в комнатёнке удвоилось. Ему даже пришлось смахнуть кипы бумаг со стульев-убийц, дабы нам было куда сесть.
— Зачем я вам понадобился? — полюбопытствовал режиссёр, стоило мне
