Вслед за удивительным созданием поспешали несколько шевелящихся круглых теней — пауки. Знающий человек сразу определил бы, что эти волосатые неприятные твари вовсе не относятся к привычным лесным паучкам, вьющим сети на травинках или сухих веточках. Знахари и шаманы из деревень полуночной Бритунии немедля сказали бы, что свиту длиннорукого существа составляют Бродячие пауки — покрытые жестким черным волосом неприятные твари, туловище которых достигает размера, гусиного яйца, а лапы могут накрыть большую деревянную тарелку. Чем пузатое существо смогло заинтересовать десяток пауков-бродяг пока было неясно.
А неуклюжий толстяк продолжал свою бессмысленную работу — тщательно обходил деревья, окружавшие поляну, изредка чмокал толстыми губами, однажды схватил ветку и отогнал особенно настырных пауков, подобравшимся совсем близко к широким беспалым ступням.
На первый взгляд брюхатое чудо не делало ничего предосудительного — мало ли кому взбредет в голову ходить ночью по лесу? Однако, присутствие залегшего в тщательно подготовленной засаде отряда Ночной Стражи ясно говорило: длиннорукий и неуклюжий любитель поздних прогулок относится к малоприятному сообществу чудовищ, подлежащих обязательному уничтожению.
Три раза ухнул филин — сигнал к атаке. Подтверждение пришло незамедлительно: в дальних кустах недовольно зафыркал барсук. Длиннорукий на миг насторожился, шумно принюхался, повертел головой, но успокоился и вновь принялся тереться животом о древесный ствол. Спустя мгновение он тонко взвизгнул — посеребренное оконечье короткого копья-дротика вошло точно в загривок, накрепко застряв в плоти.
— На поляну — ни ногой! — громыхнул в полуночном лесу хрипловатый человеческий голос. — Добивайте из арбалетов! Конан, ты чего зеваешь? Горшок с зингарским огнем! Поджигай!
— Ты бы поосторожнее, подлесок займется!
— Шли дожди, лес сырой. Смесь выгорит и все! Кидай!
Над полянкой взвился разметывающий оранжевые искры предмет, оказавшийся глиняным кувшинчиком с привязанным к нему пылающим обрезком ткани. Горшочек упал рядом с верещащим от боли толстобрюхим существом, раскололся, забрызгав его тягучили струями жидкого яростного пламени. Вопли переросли в дикий обреченный вой, наконец существо затихло и тяжко повалилось на бок, прямо в лужу трескучего огня. Вскоре от длиннорукого остался лишь черный дымящийся скелет.
— На поляну не выходить! — снова последовало грозное предупреждение. Судя по голосу, говорил молодой мужчина, привыкший четко распоряжаться в трудных ситуациях. — Эйнар, ты где? Дай сюда свой фонарик.
Эйнар, парнишка лет семнадцати обликом, с головой нырнул в валявшийся рядом дорожный мешок, покопался, извлек квадратный серебряный фонарик, проверил, хватает ли масла и верно ли установлены отражающие свет зеркальца, после чего запалил фитиль.
— Готово. Гвай, забирай!
Гвай, который, судя по всему, и командовал ночной охотой, взял лампадку, левой рукой пошарил в кошеле на поясе, нашел синий ограненный сапфир и вставил его в отверстие, через которое из фонаря истекал свет. Немедленно появился веер тонких голубоватых лучей — направь их на лицо человека, покажется, что перед тобой оживший мертвец, ненароком вылезший из склепа подышать свежим воздухом.
Окликнув сотоварищей, Гвай медленно прошел в сторону прогалины, оценил догорающий остов длиннорукого, сказал: «Смотрите» и направил свет фонарика на близлежащие деревья. В синих лучах фонаря явственно обозначились тонкие, с волосок, паутинки протянутые от ствола к стволу. Толстяк словно опутал поляну сетью, которую невооруженным взглядом заметить было невозможно.
Если бы существо довело работу до конца, поляна превратилась бы в отдаленное подобие огромного кокона.
Сейчас тончайшие нити лопались под действием жара, испускаемого жуткой горючей смесью, известной на материке Заката как «Зингарский огонь», скручивались и превращались в уносимый ночным ветерком пепел. Черные пауки-бродяги частью сгорели, частью разбежались.
— Старый приятель, давненько не встречал, — Гвай, выждав пока смесь прогорит, подошел к обгоревшему трупу существа и присел на корточки рядом. — Теперь, благодаря огню, это почти незаметно, но на брюхе у него было около сотни паутинных желез, как у пауков. Только обычная паутина липкая, а эта еще и ядовитая. Такой кокон сложно заметить даже днем, а ночью он виден только в свете фонаря с сапфиром. Поздравляю, други, три сотни ауреев мы честно заработали, даже пальцем не шевельнув. Конан, отрежь ему голову да кинь в кожаный мешок — герцог потребует доказательств. Асгерд, займись лошадьми!
