Рэльгонн, однако, заверил, что каттаканы способны пережить и куда более тяжкие повреждения, ибо их тело может быстро самовосстанавливаться благодаря врожденным свойствам и присущему упырям волшебству. Кровь (она, как заметил варвар, была у Рэльгонна оранжевой) перестала течь почти сразу, разорванная кожа зарубцевалась спустя квадранс, а еще через квадранс от ран и следа не осталось. Упыря огорчал только испорченный балахон, превратившийся в сущие лохмотья.
Пока каттакан исцелялся и попивал вино, киммериец скучал и изредка швырялся в околачивавшихся за охранительным кругом призраков шурикенами - серебряные звездочки заставляли бесплотных монстров немедленно исчезать или спасаться бегством. Очень скоро нечисть поняла, что возможная добыча недостижима и опасна, после чего большинство чудищ разбрелись кто куда. Остались только самые настырные. Один раз по навесу что-то царапнуло, будто по серебряным листам провели ножом. Гвай вскочил, сживая в руках арбалет, но больше странный звук не повторялся.
— Перезаряди пока самострел, — посоветовал упырь. — Легкие серебряные стрелы уже не пригодятся — наш главный враг серебра не боится.
Гвайнард молча заправил в рукоять арбалета стальные болты и натянул проволочную тетиву. Никто не спорит, увесистая железная стреласпособна прошить насквозь латника в самом лучшем доспехе, но сможет ли она поранить или убить летучих зверюг? Вдруг их туловище защищено панцирем или очень толстой кожей, как у дарфарских носорогов?
—Придется переходить к решительным действиям, —-упырь, вывернув голову осмотрел затянувшиеся раны и остался доволен. — В полете я неуязвим и могу разглядеть гораздо больше, чем сидя на земле. Очень уж хочется узнать, какая мразь едва не свернула мне шею!
Конан понял, что хочет сделать каттакан. Когда это было необходимо, Рэльгонн изменял человекоподобную форму тела, превращаясь в отвратительное скользкое существо наподобие летучей мыши.
Как бы тошнотворно ни выглядела вторая ипостась каттакана, польза была ощутимой — с большой высоты остроглазый упырь был способен высмотреть даже потерявшуюся в траве монетку.
— Ты гляди, осторожнее там, — обеспокоено сказал Гвай, когда Рэльгонн начал развязывать уцелевшие шнурки на балахоне.
—Уговорили, буду внимателен и осмотрителен, — усмехнулся каттакан. — Отвернитесь, я не могу, когда смотрят...
—Стыдливый какой, — проворчал Конан, давно желавший посмотреть, как Рэльгонн превращается. Но делать нечего, пришлось отвести взгляд. Только когда изменения закончились, упырь окликнул охотников:
—Когда вернусь, не вздумайте бить мне топором по голове! Я, разумеется, постараюсь предупредить о своем прибытии, но кто знает, как дело обернется? Счастливо оставаться, месьоры.
Варвар непроизвольно скривился — покажи сейчас каттакана любому мирному обывателю, искренне верящему в сказки про вампиров, напустил бы в штаны от страха. Туловище стало овальным и бугристым, ноги почти исчезли, заместившись коротенькими лапками с коготками, зато руки невероятно вытянулись, обрели два новых сустава и тонкие, похожие на пергамент, перепонки. Неизменной осталась только голова и без того не блиставшая привлекательностью. Случись киммерийцу увидеть эдакое страшилище в прежние времена, он не задумываясь пустил бы в ход меч.
Рэльгонн быстро выполз наружу, пугнул оскаленными клыками двух назойливых призраков, попытавшихся было на него напасть, расправил крылья, оттолкнулся и тяжело взлетел, пытаясь поймать восходящий теплый поток. Вскоре каттакан исчез из виду.
—Воображаю, как удивятся летучие зверюги, узрев нашего вампира, — покачал головой Конан. — Ночь вошла во вторую половину, спать хочется.
— Даже не думай! — воскликнул Гвайнард. — Днем отоспимся! Стоит задремать, и мы из охотников превратимся в добычу. Лучше расскажи, как ты пиратствовал на Полуденном побережье. Историю с Короной Кобры в прошлый раз ты не закончил, а мне хочется узнать, как вам удалось выкрутиться.
— Не пиратствовал, а командовал судном королевских корсаров, присягнувших Золотой Башне Кордавы, — наставительно сказал киммериец. — Две большие разницы! Обычные пираты трудятся только ради своего кармана, а каперы короля — за идею. Ладно, слушай...
