– Как поживаешь, Ник? – Элтон встал, как будто я был пожилым родственником, которому могла понадобиться помощь со стулом.
– Сколько миров разбросано по вселенным, а он выбирает мой. – Миа завернула эвереттовскую многомировую интерпретацию в цитату из «Касабланки»[10] и тем самым завоевала еще большее восхищение с моей стороны.
– Ты опоздал. – Саймон не поднял глаз от листа персонажа. Я знал Саймона, можно сказать, всю мою жизнь. Он всегда был таким. Многое из того, что он чувствовал, в принципе, не было способно кристаллизоваться в таких мелочах, как слова и поступки. Вместо этого оно носилось по его черепу, все больше и больше его накручивая. Я даже сотую долю того, что творилось в его голове, представить себе не мог, но я знал о нем достаточно, чтобы мы могли быть друзьями.
– Ох ты. – Только когда я присел, я заметил синяк под глазом Миа. – Что случилось?
– Ты бы видел того парня. – Она улыбнулась, но как-то неубедительно.
– Но что…
– Это неважно. – Миа многозначительно посмотрела на Элтона, который нахмурился, но намек понял и начал игру:
– Крепость прилегает к гранитной скале. Она наполовину разрушена, но вы можете представить, что когда-то она была великолепна. Она занимает огромную территорию. Лучи утреннего солнца только-только коснулись башен. Внизу же – сплошь тени…
Игра шла своим чередом. Благодаря умению Элтона мы погружались в мир, сформированный его воображением. Оставшаяся часть мира отодвинулась на задний план, а вместе с ней и большая часть моих неприятных ощущений. Лишь квадратик бумаги в кармане был моим якорем, который приковывал меня к миру, существовавшему за пределами крепости, которую мы исследовали.
Элтон вынудил нас красться по темным коридорам, увешанным мертвым плющом, выламывать древние двери, спускаться на бесконечные подземные уровни под обширными фортификациями. Часы летели, как минуты. Я и опомниться не успел, как пришла пора уходить.
– Зал просто огромен, – сказал Элтон. По нему мог бы проехать двухэтажный автобус. Лучи света кое-как пробиваются то тут, то там сквозь дыры в потолке, через который можно чуть-чуть разглядеть внешний мир.
– Короче, мы словно слепые, – сказала Миа.
Джон нахмурился:
– Он же сказал, что есть свет.
– Да, но это как лучи от фонариков: световые пятна, за пределами которых ничего не видно, и неизвестно, что прячется в тенях. И фонарь Саймона не сможет осветить такую большую комнату…
– Финниса, – пробормотал Саймон. В игре он предпочитал, чтобы к нему обращались по имени его персонажа.
– Извини. – По Миа нельзя было сказать, что она чувствует себя виноватой. – Итак, Финнис, может, выпустишь пару стрел, и мы посмотрим, что от этого переполошится?
Саймон пожал плечами:
– Я вешаю фонарь на пояс, достаю мой короткий лук и выпускаю стрелу в противоположную стену.
– Раздается крик боли, – сказал Элтон.
– Черт. – Я передвинул Никодимуса за спину бронированного здоровяка-воина Джона.
– Почему черт? – спросил он.
– Он не сделал бросок, – сказал я. – Если Элтон не делал бросок, чтобы узнать, попала ли в кого-то стрела…
– Значит… это место просто кишмя кишит ими! – сказала Миа.
– Они всей гурьбой двинулись от противоположного конца зала. – Элтон радостно передвинул фигурки орков. – Их несколько дюжин. Большие урук-хайи в кольчугах. С ними огры.
Джон пододвинул своего воина поближе к моему магу.
– Плотнее ряды! Пришло время для огненного шара!
– Что? – Холодок узнавания пробежался по моему позвоночнику.
– Огненный шар! Быстрее, пока они не слишком близко!
– Ты сказал: «Плотнее ряды». – Слова на бумажке Димуса. Совпадение, конечно же?
Джон постучал пальцем по столу и указал на бегущих впереди орков:
– Давай, Никодимус. Огненный шар! Мы именно за этим и взяли в команду мага.
Я моргнул.
– Хорошо. Я запускаю шар так, чтобы он взорвался у противоположной стены.
Элтон кивнул:
– Бросай на урон.
Я взял шестигранник. Если попросить остальных кидать на урон, то они кинули бы пригоршню дайсов. Я же предпочитаю это делать по одному броску за раз. И я бросил его.
– Четыре. – Элтон начал записывать числа.
– Я знал… – Первое число в записке Димуса.
