— Знаешь, как меня звали в школе?
— Как?
— Ритка-чокнутая. Я как в Америку попала? У меня была германская виза. Самолет приземлился в Дюссельдорфе, мне говорят: «Остаешься здесь». Я, естественно, распсиховалась, выбежала на летное поле, легла под самолетное колесо, кричу: «Без меня в Америку улетите только через мой труп!» Думала, в тюрягу посадят. Заступился один американский пенсионер с тощей задницей и толстым кошельком. Выправил мне туристическую визу. Наверно, хотел, чтобы я ему дала. Но хрен я ему дала. Правда, мы остались друзьями. Американцы умеют ценить всякие такие выходки, хотя сами скучнейший народ: бег трусцой, режим, парти, то есть вечеринка, с двумя бокалами виски со льдом, куда виски, по-моему, не наливают, а виски считается вода, натаявшая из льда.
— Не похоже, что Америка тебя впечатлила.
— Да нет, прекрасная страна. Больно уж только уперлась в деньги. Ха! — Мэгги вдруг опять вскочила. — Знаешь, сколько там выкладывают за усыновление одного ребенка из-за границы, особенно если он не какой-нибудь там китаеза, а белый, из России, например. Двадцать тысяч баксов! — Мэгти внезапно посерьезнела. — Вскоре я собираюсь отсюда отчалить. Поедем со мной! Ну что тебя здесь держит: семья, дети? В этой стране никогда ничего не будет. Ты же видишь, какой бардак. Здесь нечего ловить.
— Это моя родина, — помолчав, вполголоса проговорил Артем. -
— Но я хоть нравлюсь тебе?
— Да, — Артем широко и простодушно улыбнулся. — Ты красивая женщина.
Он поднялся.
— Извини, мне нужно идти. Я должен делать обход.
Мэгги с сожалением взяла плащик, небрежно брошенный на спинку кресла.
Попрощавшись с Мэгги, Артем направился через детскую площадку к заасфальтированному дворику, перешел в небольшой сад, расположенный за трехэтажным зданием Дома ребенка. В темное время суток сюда часто забредала местная шпана. Пили, кололись, вытаптывали клумбы, ломали детские скамеечки. Правда, с тех пор как здесь стал работать Артем, таких визитов заметно поубавилось. Однако стоящие в здании компьютеры, купленные на деньги американских и шведских усыновителей, могли притянуть уголовников посерьезнее.
Уже стемнело. В соседних жилых домах зажглись окна. Дом ребенка был тих и темен — дети давно спали.
Артем миновал детскую площадку, вышел на асфальтированную дорожку, ведущую от ворот ограды к центральному подъезду Дома ребенка, и остановился. За решетчатой оградой стояла иномарка с работающим двигателем. Но не она привлекла внимание Артема. Слева на ступенях подъезда белел большой сверток.
«Уж не бомба ли?» — подумал Артем.
Он подошел поближе. Для бомбы сверток был чересчур большим. Артем наклонился и потрогал его. От свертка исходило тепло.
«Подкидыш!» — понял Артем.
К больницам, родильным домам регулярно подбрасывали детей, матери которых не хотели их воспитывать. К домам ребенка детей приносили реже, поскольку здесь содержались ребята постарше. Но случалось. За время работы Артема это было в третий раз.
Артем осторожно развернул сверток. Это была девочка примерно двух лет. Она крепко спала, возможно, под воздействием снотворного.
Но что это с ее ручками и ножками? Правая ступня вывернута наружу, а голени обеих ног и локти рук посередине шли под углом, как при закрытом переломе. Похоже, они действительно были сломаны и срослись без наложения шин. Артем с ужасом смотрел на изуродованное тельце.
Кто мог так обезобразить ребенка? Артем выпрямился. Надо позвать нянечку. Его взгляд упал на автомобиль, по-прежнему с включенным двигателем стоящий возле забора.
Что-то в лице Артема дрогнуло. Он подхватил девочку на руки и быстро пошел к воротам ограды.
Из машины навстречу ему вышел огромный детина в пиджаке, надетом на футболку.
— Положи пацанку на место, — сказал он, высокомерно оглядывая сухощавого невысокого Артема, который доставал ему лишь до плеча.
— Я всего лишь хотел узнать, откуда она взялась, — миролюбиво ответил Артем. — Кажется, вы имеете к ней какое-то отношение?
— Не твое собачье дело, — детина встал у него на пути. — Оставь ее, где взял, недоносок, и проваливай. Иначе я тебе вставлю пятки в задницу.
